ГЛАВА 5
Егоша сидел на дороге возле невспаханной лядины и равнодушно глядел на веселые стайки возвращающихся с зимовья птиц. Его не радовали ни погожие деньки, ни ранний приход весны. Последнее время он жил словно во сне – ничему не радовался, ничему не печалился… Только вспоминал. А вспоминать было что… Перед его глазами безостановочно вертелись испуганные лица родичей, сияющие безумием глаза Настены, искаженные ненавистью рожи чоловских баб. Теперь эти бабы, улыбаясь, проходили мимо Егоши, а он и узнать никого из них не мог. А коли признал бы – вряд ли стал бы винить. Он сам не сберег сестру. Зачем выскочил тогда на лядину, зачем поддался ее уговорам? Почему не вызнал – что за шум доносится из печища средь ночи? Почему не поверил упреждавшему о беде чутью?! Слабости поддался, к людям захотел… Уж лучше бы его Первак еще дома убил! Тогда Настена осталась бы жива. Сидела б нынче возле родной избы на завалинке, улыбалась ласковому солнышку и судачила с Олисьей-уродиной о своих девчоночьих заботах. Только нет больше Настены… И от Егоши мало чего осталось…
Подобравшие его чоловцы говорили, будто он был совсем плох – горел жаром, метался в бреду, размахивал руками. А едва открыв глаза, принялся расспрашивать про сестру. Но ее никто не видел. Одного его на краю поля нашли. Совсем одного…
На том чоловцы стояли твердо. Сперва Егоша не верил, а потом вспомнил метавшееся в Настениных глазах безумие и все уразумел. Верно, со страху убежала девка в лес. А там и опытный охотник в одиночку недолго проживет. Сгинула сестрица…
Две ночи он выл, как дикий зверь, никого к себе не подпускал – хотел сдохнуть. Но знахарка и не с такими имела дело – умудрилась напоить буяна дурманным зельем. От пахучего снадобья потоком хлынули слезы – выплеснули наружу чуточку боли, облегчили душу. Вот и остался Егоша жить в Чоловках, глядеть на поля, где потерял сестру, вспоминать свою бестолковую жизнь… Только назвался уже не Егошей, взял другое имя, убитого им по оплошке Оноха. В Чоловках его никто не признал, потому и ни о чем не расспрашивали. А для верности Егоша притворился, будто после болезни не может вспомнить ни родни, ни своего печища… Думал: чоловцы засомневаются, насторожатся, но они поверили сразу – сами видели, как тяжко хворал пришлый парень.
– Вот ты где!
Егоша оглянулся. Нелепо размахивая тощими руками, к нему по лядине бежал дядька Негорад, рвал рот криком:
– Я тебя с утра по всем дворам ищу! Где шатаешься, лаготник?! И ранопашец уже прошел, и распрягальник – у всех лядины ухожены, только моя непаханой стоит! Я-то, когда тебя в избе привечал, думал – помощником мне будешь… А ты…
Егоша лениво встал, сощурился на яркое солнце:
– Не шуми, Негорад. Я тебе сразу сказал: охотник я – Не землепашец. А нынче уж точно помогать не стану – ухожу.
Егоша и сам не знал, почему вдруг решил уйти. И куда – тоже не знал. Одно ведал – не место ему в Чоловках, чужой он здесь. И сколько бы ни прошло времени – не приживется.
– Куда ж это ты собрался? Может, вспомнил род и к своим вернуться решил? – язвительно предположил Негорад.
Егоша