Я бы ни за что не смог никому об этом рассказать. Никто не должен влюбляться в Керри Смит. Что кажется несправедливым, поскольку главный вопрос в том, зачем такой девушке, как она, нужен кто-то вроде меня? Особенно сейчас.
Пауза затянулась слишком уж надолго, и я рискую ляпнуть что-нибудь, что докажет, какой я придурок. С тех пор как я проснулся, я не всегда могу контролировать то, что слетает с моих губ.
В поле зрения появляется мой медбрат, любитель черного юмора, светловолосый гигант из Чешской Республики.
– Интересно, будет ли в кардиологическом отделении компания получше? Я ведь туда направляюсь, верно, Вацлав? Не могу дождаться.
– Ты будешь скучать по нам, когда переведешься. Это место похоже на первый класс в самолете. Внизу – эконом. И вид далеко не такой хороший.
Вид – единственное, что мне нравится в отделении интенсивной терапии: я чувствую себя так, словно нахожусь в вертолете, который парит над городом. Вацлав передвинул мою кровать, чтобы я мог видеть пляж и два пирса, плывущие над серой водой. А еще он помогает мне отличить день от ночи.
– Главное, перевод означает, что, по их мнению, тебе становится лучше, – говорит Керри.
Я пожимаю плечами и жалею, что сделал это. Это больно, и в том вина зануды Тима – ведь именно он делал мне непрямой массаж сердца.
– Я не думаю, что со мной что-либо когда-либо было не так.
Она наклоняется, и я чувствую запах цветочных духов, которыми пользовалась моя первая девушка. Странно. Я никогда не видел в Керри кокетливую девчонку.
– Но люди нашего возраста не падают замертво просто так, без причины…
– Не говори так!
Керри краснеет.
– Извини. Но должна быть причина, и они должны ее найти, мы уже говорили об этом, Джоэл.
Неужели? Люди продолжают твердить мне, что мы уже обсуждали всевозможные вещи, и когда я отвечаю, что не помню, они обвиняют лекарства, которые мне дали, чтобы ввести в кому.
А еще консультант сказал, что это может быть повреждение мозга, так как в течение восемнадцати минут я был… ну, мертв.
– Значит, ты тоже думаешь, что я умер, не так ли?
– Ну… – Керри ковыряет ноготь на безымянном пальце левой руки. Все остальные ногти идеальны, но этот – красный, обкусанный почти до самого конца, как будто она решила выместить на нем весь свой стресс. – Только технически.
Моя нога начинает дрожать под простыней. Мы оба это видим.
– Но люди не могут воскреснуть из мертвых, разве что у Стивена Кинга.
– Ты хочешь снова услышать, что тогда произошло? – спрашивает она, кладя руки под бедра, чтобы больше не бередить свой кровоточащий палец. – Я знаю, что Тим рассказал тебе, и я не хочу тебя расстраивать. Но если вы что-то упустили, незнание может быть хуже, чем знание.
Только