– Никола! Будя дрыхнуть, вставай! – донесся снаружи отцовский голос.
Сонно зевая, Колька откинул рядно, которым укрывался, быстро натянул рубаху со штанами, сунул ноги в разношенные башмаки и спустился по приставной лестнице с чердака, где спал на душистом сене.
В загородке у дальней стены сарая переваливала в губах жвачку рыжая корова Зорька, за стенкой похрюкивал кабанчик, на стропилах под крышей ворковала пара турманов*.
Отворив скрипучую дверь, Колька вышел на просторный двор, по которому разгуливали куры. Сбоку от сарая рядом с будкой, положив голову на лапы, дремала крупная овчарка Додик. Наскоро ополоснув в бочке с дождевой водой лицо, утерся подолом рубахи.
Зимой ему исполнилось пятнадцать, был поджарый, широкоплечий и тонкий в талии. Лицо с правильными чертами, глаза светлые, волосы цвета спелой ржи.
– Айда, – появился на пороге хаты отец, с холщовой сумкой через плечо, и они направились через заднюю калитку в сад. Родитель впереди, сын сзади.
Отца звали Львом Антоновичем Ковалевым, по местному Левкой, возрастом был за сорок. Ростом под два метра, кряжистый и с наголо бритой головой. Лицо волевое, с упрямым подбородком и жестким взглядом. Работал забойщиком на шахте «7-бис», вернулся с ночной смены. По национальности белорус, воевал в Империалистическую* солдатом. Приехал в девятнадцатом году из Могилевской губернии в Донбасс на заработки, где и остался.
До работы был жадный, силы непомерной. Мог две смены рубить под землей уголь, а еще увлекался французской борьбой и организовал у себя на шахте секцию из нескольких десятков горняков. Они выезжала на соревнования в Ворошиловград, Сталино* и Ростов, занимая призовые места, за что Льва Антоновича поощряли грамотами и ценными подарками.
Иногда, прослышав, что в окрестные города приезжает цирк с борцами, отправлялся туда и вызывался померяться с ними силой за предлагаемое вознаграждение. В схватках неизменно побеждал, накупал семье подарков и возвращался обратно. Где-то в Средней Азии у него служил в высоких чинах младший брат, но отношений с ним не поддерживал.
В саду, засаженном молодыми яблонями с грушами и черносливом, Лев Антонович снял с ветки две заранее отбитые литовки*, вручив одну сыну, оба пошли дальше.
За последними деревьями открылся обширный, хорошо унавоженный огород. На одной половине зеленели грядки огурцов с помидорами, дальше картошка. На другой – кукуруза и подсолнечник. Между ними, на земле, плети цветущих гарбузов. По сторонам, такие же соседские наделы.
Миновав по меже свой, вышли в голубую степь с цветущим шалфеем и ковылем, направляясь к Мазуровской балке. На востоке алела заря, где-то пищал стрепет*, горизонт тонул в легком тумане.
Через километр в низине открылась балка, густо поросшая дубами с кленами, дикими грушами и кустами гледа. За ее противоположным склоном темнели копер* и высокий террикон, по которому вверх ползла вагонетка.
– Давай вон туда, – показал отец рукой на ближайшую опушку, густо поросшую разнотравьем.
У старого раскидистого ясеня остановились. Сняв с плеча сумку, положил рядом, занялись косьбой. Спустя час из-за горизонта показался край солнца, а за ним в степном просторе разлились далеко слышные звуки. Это пели гудки шахт, под землю спускалась утренняя смена.
– Теперь можно и поснедаць, – утерев пуком травы жало косы, воткнул ее рукоятью в землю отец, сын сделал то же самое.
Пошагав обратно к ясеню, уселись в тени.
Старший открыл сумку, извлек оттуда полотняный сверток, развернул. Внутри были полбуханки житного хлеба, крупно нарезанный кусок сала и несколько пупырчатых огурцов. Разломив хлеб, половину дал сыну, стали с аппетитом есть. Подкрепившись, спустились в прохладу балки, напившись там из булькавшего меж замшелыми камнями родника, затем поднялись наверх и продолжили работу. К полудню ее закончили.
– Не погано, – оглядел опушку с полукружьями скошенной травы отец. – Через пару дней сгребете и перевезете с братами домой на тачке.
Колька молча кивнул чубом, забрав косы с сумкой, пошли обратно. В высоком голубом небе трепетал жаворонок, стоявшее в зените солнце изрядно припекало.
Спустя еще час вся семья обедала в тени за длинным столом, врытым под высоким осокорем* рядом с хатой. Во главе в чистой рубахе сидел отец, по бокам на лавках сыновья. Их было пятеро.
Сбоку от него – Колька, дальше по обеим сторонам младшие братья – Алексей, Васька с Володькой и пятилетний Женька. Была еще годовалая сестренка – Рая, спавшая в люльке на веранде.
На первое ели из мисок наваристый горячий борщ, вприкуску с молодым луком, и ломтями хлеба, на второе мать подала макитру вареников с картошкой и поставила на стол два глечика* холодного молока.
Звали ее Варвара Марковна, на семь лет моложе мужа, тоже высокая и статная, с миловидным, рано увядшим лицом. В девичестве носила фамилию Литвинова, вместе с отцом, матерью и двумя сестрами, приехала в эти места из Миллерово, что под Ростовом.
Для всех ребят, кроме Женьки с Раей,