– Не звени, иду.
Пока эта мразь спускается, пытаюсь настроить себя. Спокойствие, только спокойствие. Если сорвусь, будут серьёзные неприятности, а этого мне вообще не надо сейчас. А так хочется броситься на Горелова и переломать его ублюдскую шейку, но нельзя, Алиса, нельзя. Во всяком случае, не сейчас.
Ещё стою с закрытыми глазами, когда слышу пиликанье открывающейся подъездной двери. Через секунду в нос ударяет приторный запах водки, чеснока и ещё чего-то не менее до ужаса противного.
– Привет, красотка! Не ждал тебя до конца недели.
Когда его руки обнимают мою талию, чуть не блюю от отвращения. Сука, какой же он противный! Хоть и на лицо смазливый, а в душе гнида настоящая. Выворачиваюсь из его объятий.
– Всё брезгуешь? – ухмыльнулся мужчина, но руку убрал – Это ты зря, мы ведь семья почти.
Смотрю в его рожу и думаю, специально что ли таких гадов воспитывают, в спецучреждениях.
– Завали хлебало, никто ты мне. Заказ забирай, мне домой надо.
– Ой, какие мы нежные. Мужика тебе надо, чтоб за шкирку таскал, а то борзая совсем.
Кривлюсь, кулаки сжимаю до боли в пальцах.
– С тобой нельзя по другому. Ну что, берешь?
– Показывай, что у тебя.
Достаю добычу за сегодня. Смотрю, как они перекочевали в жилистые руки Горелова, как он их мнёт, проверяет лейбл, даже на свет фонаря их поднял, эксперт черитов.
– Костюм беру, юбку тоже, брюки дешевка, себе оставь. А бирюльки есть?
– В следующий раз, – цежу сквозь зубы, а этому видно до кайфа меня доводить, всё ещё щупает, трогает, нюхает.
– Ясно, пятьдесят за всё.
Невольно офигеваю.
– Чего?? Охренел? Костюм Гуччи, минимум двести щас стоит.
– Это в магазине, я так дорого не продам. Может сама хочешь покупателя искать?
А глазки ехидно сверкают, знает, что черный рынок это его мир, я там никто и сама сбывать товар не смогу.
– Черт с тобой. Бери. По моим подсчетам ещё тыщ 600 осталось, последние три месяца на тебя работаю, потом баста.
Горелов аккуратно сворачивает одежду, убирает в принесенный с собой пакет.
– Лям триста, дорогуша, ещё минимум полгода. Не переживай, я тебе более дорогие заказы найду, сможешь за два раза отработать, мне Тулуп предложил…
Но дальше не слушаю, всё довёл, делаю быстрый выпад ногой, бью по коленной чашечке, точечно, в местечко, где я знаю, боль адская.
С внутренним ликованием, слышу, как тот визжит и скопычивается на здоровую коленку.
– Сука! Крестовская! Совсем одурела! Мести хочешь?
Подхожу ближе, захватываю рукой его белый, жёсткий чубчик и тяну вниз. Лицо парня перекошено от боли и злости, но он меня не тронет. Нужна я ему.
– Три месяца, Антоша, три месяца. Свои долги я знаю, отдам, так как слово дала. Но нажиться на себе не дам. Понял!?
– Это мы ещё посмотрим, – сквозь зубы шипит Горелов, пытаясь подняться с земли. Толкаю его напоследок в песок,