– И что же наша мисс Марпл нащупала? – саркастично сощурилась Рейч. – Какая сенсация может быть важнее нашего девичника?
Элизабет лишь отмахнулась и нашарила рукой телефон. Не прошло и десяти затяжных гудков, как в трубке раздалось сонное бормотание.
– Какого хрена, Стоун? – прохрипел раздраженный голос. – На время смотрела?
– Смотрю прямо сейчас, уже девять, – бесстрастно ответила она. – А еще смотрю на твое письмо. Ты уверен?
– В такую рань я ни в чем не уверен, – зевнули из динамика. – Но отчеты не врут, Эл. По-братски, с тебя три сотни и бутылка. И постарше той, что была в прошлый раз.
– Еще случаи были? – пропустив нахальную ремарку, уточнила она. – Такие же или похожие?
– Откуда я знаю, Стоун? Ты просила найти подозрительные сердечные приступы. Я нашел. И не просто подозрительные, а до ужаса стремные. Чего еще тебе надо, а?
– Ладно-ладно. Будет тебе бутылка, – она добавила голосу мягкости, той, с которой успокаивают детей. – Две, если продолжишь проверять сводки.
– По рукам, Нэнси Дрю, – хохотнул собеседник. – А теперь вали, маньячка, я хочу спать.
Элизабет нажала отбой и довольно посмотрела на Рейчел. Та лишь обреченно слезла со стола, и, подхватив пальто, направилась к двери.
– Черт с тобой, милая. Хочешь тратить время на тех, кому уже все равно? Твое право. Но я свой выпрошенный, между прочим, ради тебя, отгул проведу так, как это делают все нормальные люди, – бросила Боуз напоследок, в тайне надеясь разбудить в подруге совесть.
Но совесть – понятие неопределенное. Говорит на разный манер, убеждает, подталкивает к противоречиям. И никогда не успокаивается. И у каждого – своя. Поэтому горьких слов Элизабет уже не слышала, лишь рассеянно махнула рукой в сторону двери, все глубже закапываясь в документы. Разные больницы. Разные имена. Одна дата. Одно время. И чутье подсказывало, что подобное не могло быть случайностью.
– Совпадение – это падение сов, – объясняла она молчаливому ноутбуку, сверяя распечатки. – Как можно умереть в таком возрасте? Ни химии, ни шока. Твою мать, он просто отключился на рабочем месте! А эта? На беговой дорожке. А этот? И этот.
Здоровые, полные сил, планов, надежд. Интересно, о чем думала эта девочка, только недавно получившая аттестат? Знала ли, что сделает свой последний вдох в пыльной аудитории на глазах у темнеющих первокурсников? Заслуживал ли этот парнишка такую бесславную, ничем не примечательную смерть на кассе в обычном Старбаксе?
Свободная стена комнаты уже тонула в прикрепленных фотографиях и выдержках из отчетов аутопсии. Она бы протянула красную нитку между кнопками, бессовестно разорвавшими обои, но пряжи в ее доме отродясь не водилось. Часы летели незаметно, и к вечеру вино вернуло вкус, а забытый томик «Утопии» за ненадобностью потерялся под кучей исписанных зеленым маркером листов. Элизабет сидела на заваленном бумагами диване, удовлетворено созерцая результат на стене. Такая картина ей нравилась: