Иногда оказываешься где-нибудь за кольцевой дорогой и взгляду не за что зацепиться: ни лесов, ни полей, ни домов: только унылая плоскость забора. Кажется, что ничего кроме этих перегороженных закрытых пространств уже не осталось. А кое-где поверху – еще одна радостная деталь – натянули нитки колючей проволоки. Для завершения картины не хватает только сторожевых вышек по периметру и охранников с овчарками.
Иногда дорога разрезает надвое какой-нибудь поселок или городишко, здесь из всех благ цивилизации – две-три закусочные, пара бакалейных лавок, где можно купить что-то к столу, магазинчик скобяных товаров и пивная.
Тут зазвонил мобильник, на этот раз голос Павла, литератора, с которым мы вместе работали над сценарием для телефильма, был тих и вкрадчив. После разговоров с ним у меня всегда портится настроение и аппетит. Этот звонок из Москвы застал меня уже после завтрака, подкрепившегося бутербродом и чашкой чая. Поэтому Павлу не удалось испортить мой аппетит, только настроение.
– У главной героине есть брат. Такой красавчик и вдобавок умный парень. Режиссер говорит, что в этой семье все слишком хорошо, – такого в жизни не бывает. Брат умный и красивый, и сестра тоже. Кстати, много ты знаешь умных и красивых женщин?
– Немного, но знаю, – я бросил взгляд на Риту, сидевшую справа. – Еще вопросы?
– Ну, режиссер сказал…
– Почему он мне сам никогда не позвонит? Все через тебя передает?
– Он скромный человек. И вообще он тебя боится. Так вот, режиссер говорит: в этой семье все слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Надо сгустить краски. Надо придумать какую-то беду, например, болезнь брата. Точнее, он предлагает нечто гениальное: сделать брата умственно отсталым. Или сумасшедшим. Он болеет, а сестра за ним ходит. У зрителей появится чувство сострадания к героине. Кроме того, брат будет обладать пророческим даром. Например, он молчит целый день, а потом вдруг говорит сестре утробным голосом: "Завтра твой парень попадет под машину". Так и случается…
– Нет, не пойдет. Умственно отсталый чревовещатель – не пойдет.
– Но почему? – с болью воскликнул Павел.
– В съемочной группе и так слишком много умственно отсталых. И прежде всего – твой режиссер. Новые не нужны, уже хватит…
Я разошелся, даже не заметил, что Павел положил трубку. Кажется, он обиделся. Впрочем, подолгу обижаться он не умел.
Мы едем дальше. Поблизости от поселка кладбище, обнесенное оградой из чугунных прутьев. Все ровное пространство просматривается из конца в конец: могилы не обносят оградами, трава всегда коротко подстрижена, даже на самых бедных, самых дальних погостах, – старые дубы дают густую тень. Каменные кресты, изредка невысокие надгробья, но чаще всего – небольшие гранитные доски, вкопанные в землю так, что на поверхности остается только полированная плоскость плиты, на ней высечено имя, скорбные даты, иногда – эпитафия.
Поэтому