Диалектика. Влад Стифин

хорошие, приятные. Заботы, те, что одолевают каждый день, не тревожат. Воздух чистый, свежий. Тишина и вид на лесистый берег радуют своей чистотой и природной опрятностью. Но если клёв пойдёт, если не будешь ждать, а сменишь наживку, место лова, прикормишь её чем-нибудь любимым, то не усидишь в спокойствии. Только и успевай – снимай рыбёшку, меняй наживку. А если удочек две-три, то отдыхать уж некогда. Пошла рыбалка! Азарт захватывает – рыбку выловленную уж не считаешь, только посуда или кукан заполняется. Час, два – и затишье, передых, можно отдохнуть. И уже не стыдно с рыбалки домой возвратиться – рыбка-то есть. Вот она, поблёскивая чешуёй, расположилась в большой посудине и готова к отчёту перед домашними. А то бывает и так, что добыча мелкая идёт, счёт большой, а рыбёшка не ахти какая, и вдруг крупная попадётся, а за ней ещё одна. Тогда душа возрадуется, и чудится, что сейчас вот счастье рыбацкое пришло и рыбалка удалась на славу.

      Дядька разную рыбёшку ловил. Бывало, и крупную. На червя много чего попадалось. Частенько и ребят он брал с собой на рыбалку. Раненько будил их и как-то пожалел ребячий ранний утренний сон —, один ушёл на озеро. Проснулся брат Вильки двоюродный, почувствовал, что уже светло и дядька, наверное, уже на озере, – тихонько с сеновала сполз и на озеро. На берег выбрался, в тумане лодку с дядькой не разглядеть, только знал, где дядька мог в это раннее время местечко для ловли подобрать.

      Покричал, аукнул пару раз и дождался ответа от дядьки. А ответ оказался неожиданным: один он пришёл или с братом? Не захотел дядька тратиться, дважды забирать пацанов, рыбалке время усекать. Помчался брат назад на сеновал – второго будить. Разбудил…

      Облысевший вспомнил, как пахнет сухое сено и как они с братом ночевали на сеновале. Внизу за стенкой тихо вздыхала корова, было слышно, как она пережёвывала то, что за день нащипала на лугу. Изредка подхрюкивал боров, наевшийся за вечер хряпы, и пахло сеном – запах заполнял всё пространство. Он был везде, к нему за ночь нельзя было привыкнуть, он мог пропитать любого, кто хоть раз заночевал на сеновале.

      Они с братом бежали к озеру и снова звали дядьку. Дядька забирал их в лодку, и начиналась рыбалка. На глубине клевала крупная рыба. Поплавок нехотя уходил под воду, словно какой-то ленивый подводный житель тянул его вниз, а затем отпускал, раздумывая несколько секунд, стоит ли утопить его совсем в глубине. Дядька терпеливо ждал, когда большая рыба утащит поплавок вниз и в сторону, и только тогда подсекал. Берёзовое удилище гнулось, но не ломалось – дядька умел вываживать крупную добычу. Через десяток секунд добыча плюхалась на дно лодки, рыба трепыхалась, пока её не помещали в ведро, где уже в воде плескались с десяток среднего размера рыбёшек.

      Облысевший помнил, какое довольное выражение лица было у дядьки после пойманной большой рыбы. Он помнил, что ему большие рыбы попадались редко – чего-то не хватало ему в умении рыбачить, – а дядька рыбалил отменно.

      – Вот вы, батенька, изволили причислить себя