– Да.
Он понял, что сделал шаг к ней, – не мог больше…
Вошёл. Посмотрел на неё.
Узнал бы её? Если бы не увидел вот, так, близко? А она? Узнала бы она?
Сколько вопросов, и все страшные…
Она пригласила его в гостиную, и он выбрал сесть в кресло.
Кресло было синим, как небо. И таким же мягким.
– Кофе? – Спросила так, словно не расставались.
– Да.
Он вновь посмотрел на неё, боялся, стеснялся как мальчишка. Стеснялся себя, седины своей и усталости.
– Какое кофе ты любишь?
Посмотрела в глаза, такая красивая… Не ожидал!
– Эспрессо. Без всего. Только пенка!
Она улыбнулась, красавица, глаза вспыхнули.
– Хорошо!
И голос такой, мягкий, тихий.
У неё было спокойно, безмятежно даже. Пастельные тона гостиной, уютно, тихо.
Дом её был красив тишиной, – тишиной, и уютом.
Он расслабился, – вдруг, как будто дома.
Она – художница, он знает, всегда знал…
Она вернулась, в руке – поднос. Подошла. Села.
– Твоё кофе…
Глянула на него.
– Расскажи!..
Начала и не закончила. Умолкла.
– Что ты хочешь знать?
Помог, – продолжить, не успокоился.
– Как ты живёшь?
Посмотрела в глаза. И глаза её были как два солнца, только зелёные.
– Хорошо. А ты?
Тоже посмотрел – в глаза, решился.
– И я.
Он посмотрел на её руку тонко-нежную – кольцо не носит.
Он подумал с тоской, – Может, зря пришёл? Может, не надо было?
Не мог не прийти, – устал! Человек устаёт – от бесконечной лжи, и этой своей трусости!
Он часто думал; может, я трус просто? Может, так лучше, никогда ни на что не решиться…
Там, где он работает есть маяк, – звезда на ножке, зелёным светит…
– Я слышала, что ты врач…
Посмотрела, в глаза снова, глазами зелёными.
– Да.
Что он мог, – только говорить «да» этой женщине!
– Расскажи!?
Он посмотрел на неё – с болезненной удивлённой тоской.
– Что ты хочешь знать?
Вновь вопрос этот безответный…
– Всё!
Посмотрела в глаза, осмелела, а может, отчаялась?
Он вдруг понял, что тоже отчаялся – «среди миров в мерцании светил»… Одинок!
Жена есть, – была, была, но ещё есть! Сын…
А он уехал, – в Саудовскую Аравию, на берег Красного моря! Лечить онкологию…
И онкология эта на одно лицо везде, или рожу! О какие гримасы её он видел! Не забыть, не успокоиться!
– Поговори со мной!
Прикоснулась к руке, как ангел, едва-едва.
Он понял, почему приехал – в его мире нет милосердия, в его жизни…
Ему захотелось сказать ей; знаешь, как это, онкология? Как война. Как ПТСР1. Надо долго лечиться. Надо всё забыть, чтобы вылечиться.
Он улыбнулся устало и нежно:
– Что ты хочешь знать?
Глава 2
«Они любят, как дети,
Любовью, полной нетерпеливой надежды,
Несмотря на взгляды,
В которых – отчаяние…
Несмотря на статистику,
Они любят друг друга, как дети.
Дети бомб,
Катастроф
И приближающихся угроз…
Дети цинизма,
Вооруженные до зубов…»
С неё всё слетело – маски и фальшь, она поняла: он сделал к ней шаг, шаг в бреду!
Бредовая встреча двадцать лет спустя!
Ей захотелось сказать ему, – не сказать – накричать: зачем ты приехал! Зачем ты опять всё спутал!
Тогда двадцать лет назад, он всё спутал…
Она больше этого не допускала… Любви? Даже к себе. Чтобы любить кого-то, надо любить себя. А ей не надо. Ей и так нормально!
Этот мужчина… С ним всё ненормально! С ним кажется, что всё можно вернуть…
Ей захотелось сказать ему; знаешь, какая я? Мучаю как котят, тех, кого люблю!
Какой он… Красивый! Седеет как голубь. Бронзовое лицо. Большие руки. И глаза как она помнит – голубые иконные…
Она хотела знать о нём всё – и ничего! Ничего не хотела узнать – слишком больно… Слишком поздно.
Что такое зрелость? Зрелость – это когда понимаешь, что поезд ушёл… Корабль, самолёт – всё ушло!
Захотелось