– Сам такой, – беззлобно отозвался на высказанную обиду из машины Михаил Степанович. – Садись, Оля. Здесь недалеко.
Десяток минут по шоссе, и снова сверток. Уже на бетонку. Остановились возле крашеного зеленым забора. Из будки выглянул солдат в камуфляжной куртке.
– Здравия желаю.– Часовой махнул рукой к шапке с кокардой, и нажал кнопку, поднимая шлагбаум.
Машина протарахтела вдоль одинаковых домиков, миновала расчерченный плац, и выскочила на выложенное бетонными плитами, поле.
«Аэродром? – удивилась Оля, когда их тарантас остановился возле маленького, похожего на замершего перед прыжком кузнечика, двукрылого самолетика. – Как же он называется?..»
– «Кукурузник», – словно отвечая на невысказанный вопрос, пояснил дед. – Не смотря на то, что как Никиту «Кукурузником» кличут, но машинка надежная.
Он выскочил из нагретого салона «Жигулей» и подошел к летчику: – Привет, Петрович. Все нормально?
– Ага, по плану, – отозвался пилот.
– У меня тоже. С командиром полка согласовал, за горючку денежку внес, можно трогать.
– Тогда поехали, – буднично обронил пилот и шагнул на ступеньку лесенки. В проеме люка обернулся. – Аппараты я сам отобрал. Проверил, страховку на триста метров выставил.
– Ну, значит, поехали. – Дед махнул, выманивая Ольгу из машины.
– Оля, вот это и есть для тебя возможность решить все разом. Без пошлой беготни по мостам. Прыгнуть с парашютом. Если твердо решила сделать то, что задумала. Тогда все сразу и кончится. Без мороки. А нет, будет возможность передумать. Согласна, или слабо?
Не обращая внимания на легкую усмешку, которая, как показалось, прозвучала в последних словах деда, прислушалась к себе, коснулась теплыми пальцами затвердевшего на морозце шрама, задумалась: «А что, действительно – выход. Не надо никуда ехать, тащиться по продуваемому всеми ветрами мосту»… – Согласна. – Твердо сказала Оля и шагнула в полукруг дверей. Парашют, защитного цвета рюкзак, с переплетением непонятных лямок помог надеть летчик. Забравшийся следом дед осмотрел снаряжение, умело подтянул ремни, и защелкнул на груди тугой карабин.
– Готово, – крикнул он, сноровисто повторяя ритуал облачения. – А я, пожалуй, тоже прыгну, разомну косточки. Тряхну, хе-хе, стариной, – мелко засмеялся Михаил Степанович. Перетянутую брезентовыми ремнями шубейка и натянутая на лицо белая маска под облезлым треухом выглядели настолько дико, что, несмотря на всю трагичность момента, не сдержалась, хрюкнула.
– Это еще зачем? – ткнула пальцем в маскарадное облачение.
– Наверху холодрыга, ветер, а я крем от морщин не захватил, – глухо отозвался старик с невероятной серьезностью. – Тебе, поди, наплевать, а мне еще обратно, домой ехать, Миньку кормить.
Невольно вспомнив черный нос пуговицу, ткнувшуюся ей в руку, Оля ощутила вдруг чувство какой-то неправильности