Прощаясь с мамой, я не стал тянуться к венчику на ее лбу, хотя брат предлагал меня приподнять. Я просто пожал ей руку, и мизинчик встал на место. Рука была холодная и какая-то липкая.
Бабушка не дала мне смотреть, как будут закапывать гроб, и вывела за ворота. Мы подождали, когда все выйдут с кладбища, рассядутся по машинам и уедут в ресторан на поминки. Затем вернулись домой. Меня знобило. Бабушка сделала мне кружку горячего какао и уложила в постель.
– Спи, мой ненаглядный. Теперь у тебя на небесах есть ангел-хранитель. Он будет тебя оберегать.
– Бабуш, а я смогу его увидеть?
– Кого увидеть, мой ненаглядный?
– Ангела. Мне нужно сказать ему кое-что важное.
– Вот этого я не знаю. Может быть, кому-то выпадает такое счастье увидеть своего ангела. Но я таких людей не встречала.
– А может быть, это секрет? Может быть, об этом нельзя рассказывать?
– Может быть. Отдыхай, мой ангел.
Я закрыл глаза и провалился в какую-то яму, где меня качало из стороны в сторону. Сквозь забытье мне слышались мужские голоса. Слов было не разобрать. Голова гудела, и каждый звук отдавался в ней, как от стенок пустого металлического ведра. Потом я разобрал, что говорит бабушка. Смысл сказанного ускользал, но я прекрасно изучил все оттенки ее голоса. Сейчас она явно кого-то отчитывала. Тут я заснул окончательно и проспал до девяти часов вечера. В девять часов меня разбудил брат и отвёз нас с бабушкой к себе домой.
На другое утро в квартиру брата опять набилась толпа родственников. Собирались ехать на кладбище. Когда клубок родни немного поредел, бабушка собрала меня, и мы уехали с ней в Питер. Наш отъезд был похож на бегство. Бабушка была нервная, торопилась. Она как будто увозила меня от надвигающейся опасности.
Когда мы уезжали, в Москве стояла прозрачная золотая осень. А в Питере лили сплошные холодные дожди. Мы целыми днями сидели взаперти в квартире. Отопление ещё не включили, и мы больше времени проводили на кухне поближе к теплой плите. Я лежал на кухонном диванчике и читал книги из бабушкиной библиотеки или часами висел на подоконнике, пугая бабушку несвойственным мне продолжительным молчанием.
Из окна шестого этажа в прямоугольнике нашего двора мне был виден дворовый сквер и питерское чаще серое осеннее небо с нагромождениями темных туч. Оно напоминало мне море из фильма-сказки о царе Салтане.
А бабушка вязала крючком кружевные салфетки. Это была ее третья страсть. Куда она сбывала эти салфетки, мне неизвестно. В квартире я не видел ни одной.
Как-то случились целых три погожих дня. Мы выбрались на дачу и потихоньку перевезли в город небогатые огородные удачи. Так бабушка называла урожай со своих грядок. Обычно она нанимала для этих целей университетскую машину, но поскольку в этот раз была налицо дополнительная рабочая сила, то есть я, мы справились без машины. Бабушка была великая мастерица по супам. Я наблюдал за ее манипуляциями