Ёрл что-то восторженно говорит Данику. Майя рассматривает стены. На них – рамы с полуистлевшими картинами.
Я иду вдоль стола. Во главе стоит стул с высокой спинкой – точно трон. И снова книга. Один из томов собрания сочинений Пушкина, 1936 год.
Передо мной – проём. Может, тут когда-то и была дверь, но теперь её нет.
Я в следующем помещении. Оно чуть поменьше, из него ведёт ряд проходов. В одном из них на единственной петле болтается дверь. Деревянная, с резьбой. Фонарик высвечивает в темноте детали.
Данила фотографирует. Наверное, стол, книги, картины. Может, что-то ещё.
Мне на плечо ложится рука. Я резко оборачиваюсь: никого нет. Отпрыгиваю назад, сердце колотится, как паровой молот. Это Майя. Она смеётся.
– Нельзя же так, – говорю я укоризненно.
Она приближается своё лицо к моему так, что мне достаточно чуть податься вперёд, чтобы её поцеловать.
– Можно, – шепчет она и со смехом отстраняется.
Я немного разочарован, но это неважно. Важно то, что вокруг нас.
Я захожу в один из проходов. Довольно длинный коридор с рядами дверей по бокам. Кое-где двери ещё есть, кое-где они валяются на усыпанном бетонным крошевом полу. Свечу фонариком в одну из комнат. Тут кто-то жил. Остов железной кровати, сломанная тумбочка, платяной шкаф с истлевшей одеждой. На тумбочке – снова книга. И ещё книги – на полке. Издания конца девятнадцатого – начала двадцатого века.
Я люблю книги – и Майя тоже. У Ёрла нет на них времени: весь свой досуг он посвящает лошадям. У него три лошади и небольшой участок земли где-то под Москвой. Даник прочёл в жизни три книги – первую, вторую и синюю, но это не мешает ему быть умным и приятным собеседником. Всё, что он знает, взято из Интернета.
Следующая комната: кровать, стол, томик стихов. Обложки нет. Первая страница покрыта пылью. Аккуратно сдуваю пыль. Просматривается:
«Я конквистадор в панцире железном,
Я весело преследую звезду…»
Странные книги. Странное собрание. Почему они тут? Что это за место? Почему его не исследуют? Что здесь кроется?..
Данила бегает по комнатам и фотографирует. Ёрл находит серебряную ложку и говорит:
– По-моему, тут можно немножко подзаработать. – Его бандана покрыта пылью.
Я выхожу из комнаты, и тут появляется Майя.
– Пойдём, – говорит она.
Мы идём, рука об руку, в одну из дверей, проходим по коридору, минуем большое помещение, потом ещё одно, потом спускаемся по лестнице. Я едва успеваю крутить головой по сторонам. На стенах – всё те же рамы с истлевшими картинами. Обломки мебели. Мусор на полу.
Майя останавливается.
Это склеп. Могильник. В стене – ящики. Не маленькие, не для кремационных урн – а большие ячейки, как в морге, только каменные, тяжёлые.
– Читай, – говорит она.
«Зеров Николай Константинович. 1890–1951». Мне ничего это не говорит.
«Орешин Пётр Васильевич. 1887–1948». Не знаю.
«Корнилов