имплицитных отношений содержания бытия, эмпирически данных в перцептивном содержании. Соответственно, категории мышления также распадаются на категории рефлексии и спекуляции, или рефлективного и спекулятивного мышления. Если в теории категорий Аристотеля основное внимание уделяется понятиям отражения, а большинство умозрительных категорий ошибочно трактуется как принципы, то Кант принципиально исключает «понятия отражения» из своей таблицы категорий, хотя и включает ряд из них в группу «математических категорий». Центр тяжести таблицы категорий, однако, лежит у него в спекулятивных, или, как он справедливо говорит, динамических категориях; но почему он включает некоторые отношения рефлексии в таблицу категорий наряду с ними, а другие относит к понятиям рефлексии, он не указал. Теперь возникает задача признать оба типа отношений как категории, но при этом отличить их друг от друга. Окажется, что категории рефлексивного мышления в объективно-реальной и метафизической сфере тесно связаны с категориями спекулятивного мышления. Во-первых, имплицитные отношения объективно-реальной сферы, служащие основой бытия для эксплицитных отношений субъективной рефлексии, часто являются результатом эксплицитных отношений, имевших место ранее, в прошлой фазе мирового процесса, содержание которых имплицитно продолжается в настоящем. Во-вторых, однако, настоящие импликации этих отношений также являются такими импликациями в настоящих эксплицитных отношениях, которые субъективно воспроизводятся нами как спекулятивные категории. Тогда речь идет о том, чтобы распознать ту сторону спекулятивных категорий, через которую они подходят к понятиям рефлексии, приближаются к ним, так сказать, и способны подразумевать их в себе. Иначе говоря, как только категории рефлексии переносятся из субъективно-идеальной сферы, в которой только они и имеют свою конкретную действительность, в объективно-реальную сферу, они настолько изменяют свой смысл, что представляют собой лишь определенную сторону спекулятивных категорий; например, логическая оппозиция становится оппозицией сил, логическое единство – динамикой и т. д., т. е. моментами причинности. Поэтому мы не перестанем отличать эти категории как категории рефлексии от спекулятивных, так как мы исходим из внутреннего опыта нашей собственной сознательной психической жизни и можем прояснить сферы, выходящие за пределы сознания, только соотнося их с нашей субъективно-идеальной сферой и различиями, обнаруживаемыми в ней. Как мы продолжаем называть интенсивность, временность и пространственность категориями ощущения и восприятия, хотя и признали их значение в объективно-реальной и метафизической сфере, так же мы можем продолжать называть оппозицию, единство и т. д. категориями отражения. Мы также можем продолжать называть их категориями отражения, даже если мы признаем их имплицитное положение и значение в спекулятивных категориях сфер, выходящих за пределы сознания. Обозначения, различающие
