Когда с Тихим заводился разговор, за Бродяг и Воров, он реагировал с такой негативной нотой, что складывалось впечатление, что Тихий их ненавидит, и отзывался за них в негативном ключе. Ну это мягко говоря. Бродяги якобы выезжают на мужиках собирая с них на Общее а, потом это Общее жрут. Мужики для него вообще Овцы которые крутят гайки на заводе. На, что не посмотри у Тихого на все был, какой то свой, испорченный взгляд. Когда я в очередной раз пытался вставлять свои познания в арестантской жизни, благодаря конечно Вове Крему, Тихий снова взрывался и почти кидался драться. Меня охватывала паника, когда он начинал орать и я толком не мог выразить свои мысли. Иногда вмешивался Андрей, когда точка кипения у Тихого возрастала и он слабо себя контролировал, но у Андрея быстро кончался запал. Тихий тупо переключался на него и начинал предъявлять, что Андрей вообще слова своего не имеет, т.к сидит за наркотики в особом крупном размере. Заткни свое я, себе в жопу и сиди помалкивай, орал Тихий на Бегемота. Когда Андрей замолкал, Тихий опять возвращался к диалогу, который был со мной, и мне приходилось снова откусываться от его вопросов, и нападок.
Но в один, не скажу что прекрасный день, произошло то, что вообще не как не граничит не с людским, не с человечески и даже с арестантским, как в тюрьме так и на воле. Тихий пошел по большому в туалет, и его не было слышно несколько минут. Наша долина, так называли сокамерники туалет, была на возвышении ччуть выше колен и по кругу была занавешена цветными простынями. Так же, для входа и выхода была сделана ширма, которая открывалась если потянуть веревочку в низ. С дольника раздался голос Тихого который просил меня подать бумаги, т.к та уже закончилась. Я взял бумагу и подошел к ширме, чтоб просунуть ее, но в этот момент ширма резко открылась и на пороге со спущенными штанами стоял Тихий. Все происходило очень быстро, Тихий сделал выпад своим тазом в мою сторону, и перед моими глазами пролетела Ху….ка. Я моментально и инстинктивно отшатнулся на зад. Все происходило, как в замедленном кадре. У меня реально отказали ноги и я присел на корточки охваченный каким то ступором. Надомной в пару метрах разносился смех этого Урода и этот смех, и ржание, как буд то было живое, и заполняло нашу хату, ощущаясь даже физически, телом. Этот смех выжимал из меня всю энергию, как будто в тесках. Как бы на отдельном