Я остановился перевести дух. Тут меня затошнило, ни то от выпитого, ни то от резкого запаха крови и прочего дерьма, вытекшего из его головы. Я выбежал во двор, и меня долго тошнило желчью под старой ивой. Когда приступ рвоты прошёл, я посмотрел на небо и увидел звёзды, я так редко на них смотрел раньше. «Вот теперь я свободен», – пронеслось у меня в голове. Какая же мелочь – жизнь моего отца по сравнению с вечностью. Кому-то становится жалко, когда один муравей убивает другого? Вот и Вселенной на нас наплевать. У волков же так всегда, когда вожак становится старым и дряхлым, его место занимает новый молодой самец, так и у нас, у двуногих тварей – смена поколений и естественный отбор.
Я вернулся в трейлер. Всё остальное помнится мне довольно смутно. Это просто некий набор слайдов, как паковал его в мусорные мешки, как копал яму во дворе. Главное было управиться до рассвета, дальше я что-нибудь придумаю, потом перезахороню его понадёжнее, когда будет время.
***
Какое-то время моя жизнь была раем. Тусовки в трейлере, без всякого гундёжа над ухом. Больше личного пространства. Вот теперь я ощутил себя по-настоящему взрослым, а не вечным подростком. Отца никто не искал. Всё было хорошо… до тех пор, пока соседский лабрадор не раскопал яму на моей лужайке. Он притащил хозяину обглоданную берцовую кость моего бати. Та ещё приколюха… если бы это происходило не со мной.
И началось: приехали копы, начали копать, нашли брызги крови на стенах. Выкопали отца, зачем-то продолжили рыть дальше и нашли второй труп (как не сложно догадаться – моей матери). Я сразу понял, что это отец её убил и грамотно замёл следы.
Мне сложно описать, что со мной было, я практически не помню, что говорил на допросах. Отрицать что-то здесь было бессмысленно. Слишком уж много улик против меня. Я так и не и не раскаялся. Разумеется, и убийство матери списали на меня, хоть и у них не было весомых улик. Затем суд, и по закону штата мне присудили все прелести электрического стула. И вот я в модном оранжевом комбинезоне, закованный в наручники прибыл в тюрьму для особо опасных преступников в ожидании исполнения своего приговора.
Блок смертников. В клетках мечутся загнанные крысы, ещё вчера считавшие себя волками. Во мне гремела ярость, я бился головой о решётки и стены своей одиночной камеры. Мне хотелось разломать всё вокруг. Этот мир был несправедлив ко мне с самого рождения. У меня не было выбора, у меня не было иного пути. Почему же всё теперь должно кончиться именно так? Эта система нас травит. Мы не имеем возможности