Жилец. Владимир Михайлович Скрипник

стихотворение получилось напыщенным и пустым. Я прочел его еще раз, потом перечеркнул и закрыл тетрадь. Никаких отрицательных эмоций я не испытывал, наоборот, хотелось писать еще и еще, что я и делал. Через два дня половина тетради была исписана, но перечеркнута, и вот наконец появилось стихотворение образное, возвышенное, грамотное в смысле стихосложения и превосходящее все ранее написанное. Я не смог его перечеркнуть, я его редактировал, подбирал нужные слова, углублял образы и в итоге, как мне казалось, довел до совершенства. Я сейчас не могу воспроизвести его во всей красе, помню, что восхищался Наташей, ее чертами характера, большей частью придуманными мной, неземной красотой, волшебным очарованием… Я в тексте прямо не говорил, но, по сути, это стихотворение было моим признанием в любви. Единственное место, которое выдавало меня, причем выдавало по моему желанию, была рифма последних двух строк «Наташа – Саша». Довольный собой, я переписал красиво, как мог, на отдельный лист, специально купленной розовой бумаги и стал с нетерпением ждать окончания каникул. И наконец дождался.

      Наташа вошла в класс, как после трудного дня, села за парту, не глядя одарила меня своим «здрасьте», достала из портфеля небольшую книжку, на обложке которой я успел прочесть: «Эдуард Асадов. Стихи о любви» и, открыв на закладке, стала читать.

      – Че читаешь? – бесцеремонно заглянув в книжку, спросил я.

      – Не твое дело! – сердито ответила Наташа и закрыла книгу, но я успел прочесть: «Я могу тебя очень ждать, долго-долго и верно-верно…». Начались уроки, а они в этот день особенно медленно тянулись. Сложенный аккуратно розовый листок лежал в моем портфеле. Я несколько раз порывался отдать его Наташе, но не решался. И вот прозвенел последний звонок, все засобирались по домам. «Сейчас или никогда!». Я встал, протянул удивленной Наташе свое творение и выпалил:

      – Это тебе, дома прочтешь, – и быстро вышел из класса. С трудом дождался утра следующего дня, на крыльях любви летел в школу и прилетел первым в еще пустой класс. Сел за парту и стал ждать. Ночью, терзаемый сладкими муками любви, я почти не спал, мое воображение рисовало Наташу с розовым листком в руках. Она со слезами умиления перечитывала мои стихи, целовала каждую строчку, ее прекрасные губы шептали: «Саша, любимый мой, я не думала, что так сильно люблю тебя, и только благодаря твоим стихам я поняла, кто я для тебя, а ты для меня. Я люблю тебя и буду любить вечно! Прости меня, прости меня за все, за то, что я была не всегда внимательной к тебе и даже резкой, а иногда откровенно грубила тебе, прости, это в прошлом, теперь все будет по-другому, я готова принадлежать тебе и никто другой мне не нужен. Знай, я твоя и делай со мной все, что ты хочешь». Сейчас я уже не помню деталей моих мечтаний, но их бестолковую суть я передал верно.

      Наконец в класс вошла Наташа. Как всегда, не глядя ни на кого села на свое место, пробурчав привычное «здрасьте». Я ждал. От волнения во рту пересохло, сердце стучало где-то в горле. «Сейчас она все