– Хорошая смерть,– только и смог сказать Северин.
Ночью варяг ушел из города к реке. Соорудил небольшой плот из камыша, привязал наверх оберег Эрика, Поджег камыш, и длинной острогой оттолкнул плотик подальше от берега. Долго сидел на берегу, пока виднелся желтый огонек на реке, и шепотом спел прощальную песню воину Эрику.
«С мечом в руке ты закончил свой путь, кровью врагов оросив свою бороду. В садах Вальхаллы, твой продолжится путь, за поминальным столом среди храбрых воинов, Один поцелует тебя в окровавленные губы. Ты будешь героем на этом пиру, равный среди равных воинов. Тебе, как и раньше, будут верно служить твои руки и ноги, и конечно меч. Я не забуду тебя, Эрик Туча, сын провидца, твое имя в моем сердце. И однажды мы встретимся, я это знаю, брат».
Глава 4. Ведунья
Прошло три зимы, он уверовал в единого Бога, крестился в реке, и принял христианское имя Северьян. А ту ведьму, что его вылечила после ранения, повстречал еще раз.
Он, как гридень, ближний человек в дружине князя, защищал еще и бояр. Вот на одного из таких и напали разбойники. Это оказались ловцы удачи, такие же викинги, как и он Северин.
Вооруженные люди подожгли дома и били мечами в щиты, славя Одина. Он сначала ,как мальчишка обрадовался услышав родную речь. Только когда, прячась за лапами елей, Северин увидел, как воины вспарывают животы женщинам, и кидают детей в огонь, он поцеловал кипарисовый крест, висевший на шнурке у сердца, и ринулся в бой.
Дружина у него славная, и не зря варяг получал от князя плату серебром, за обучение его воев. Северин всегда знал, что никогда не поулчит удар от врага в спину, рядом верные ем и князю воины. Раскромсали они негодяев на куски. Утирая лоб от пота, пополам с кровью, он услышал тонкий детский плач. Вернее даже не плач, а скулеж. Так жалуется щенок брошенный в воду жестоким хозяином: «За что? Что я тебе, такому большому, сделал?»
Северин обошел горящие избы и увидел, на дороге, ползущего от пожара малыша, ноги его были бордовыми от ожогов, и ступни уже вздувались волдырями. Рубашонку покрывала черная зола, волосы на голове обуглились до корней. Воин поднял ребенка на руки и беспомощно огляделся. Не владел он даром врачевания, и мази от ожогов тоже нет, особенно вот от таких, до костей проедающих плоть.
Воины искали выживших, и привели дородного боярина, и его детей из леса.
Рассеченная надвое до пояса жена боярина лежала, где-то на половине пути от избы до леса, но головой она лежала к домам. Видно не выдержало материнское сердце, вернулась женщина за дочерью. Северин посмотрел ей в лицо. Самое обыкновенное, бледное, губы замерли в предсмертном крике, шапка с серебряными височными оберегами валялась рядом. Даже после смерти, лик ее не стал жестоким или злым. Его мать жила по-другому, она не дала бы себя зарезать, как овцу, но и тепла от нее не досталось родным детям.
То, что спас дочь боярина, Северин понял по его плачу, тот рыдал, как баба, но брать ребенка из рук воина не спешил.
– Куда ? – спросил варяг .Он еще плохо говорил по—славянски. Особенно путался в длинных словах.
Женщины