Почему эти репортеры считают необходимым постоянно говорить о моей сексуальной жизни? Это выше моего понимания. Но мой имидж в средствах массовой информации приносит мне чертовски много денег, поэтому я не обращаю на это внимания. Хотя я понятия не имею, кого он имеет в виду на прошлой неделе. В определенный момент эти встречи, как правило, начинают сливаться в одну.
– Ну же, Джерри, – поддразниваю я. – Ты ведь знаешь, с кем разговариваешь. С каких это пор тебе нужно знать о ком-то еще?
– Виноват, – смеется он. – Я почти забыл, что разговариваю с Эваном Зандерсом. Тебя, наверное, ни одна женщина не интересовала дольше двадцати четырех часов, если не считать твоей матери.
При упоминании о матери я бросаю взгляд на Мэддисона. Никто не знает о моей семейной ситуации, кроме наших с ним семей. Я плачу́ хорошие деньги своей пиар-команде, чтобы все так и оставалось.
Мэддисон одаривает меня сочувственной полуулыбкой.
– Примерно так и есть. – Я заставляю себя рассмеяться в громкую связь, ненавидя вкус слов, слетающих с моего языка.
– Джерри, давай поговорим о хоккее, – быстро меняет тему Мэддисон.
– Да, давайте. В этом году у вас отличная команда. Что вы думаете о ваших шансах на Кубок?
– Это наш год, – заявляет Мэддисон.
Я киваю в знак согласия и добавляю:
– Без сомнения, мы считаем, что команда парней, одетых в майки «Рапторс», в этом году имеет все шансы к концу сезона стать обладателями Кубка Стэнли.
Мы с Мэддисоном внимательно смотрим друг на друга через стол конференц-зала. Когда дело доходит до хоккея, и особенно в этом сезоне, мы не валяем дурака. Это наш год, чтобы выиграть. В двадцать восемь лет мы с Мэддисоном начинаем наш седьмой сезон в НХЛ, и у нас наконец-то есть все необходимое, чтобы довести дело до конца.
– Защитник Зандерс, как ты думаешь, в этом году у тебя будет меньше штрафных минут?
– Зависит от обстоятельств. – Я откидываюсь на спинку стула.
– От каких именно?
– Если другие команды будут играть чисто, я тоже сыграю чисто. Но если кому-то придет в голову преследовать моих парней – будут иметь дело со мной. Скамейка штрафников меня не пугает. Я в этой команде именно для этого: защищаю своих ребят, чтобы быть уверенным, что они не пострадают. Но, судя по моим последним шести сезонам, я не могу представить, что в этом году что-то изменится.
– Тебе действительно по душе добрая хоккейная драка, – смеется Джерри. Что ж, тут он не ошибается. – Собственно, что ты теряешь? – продолжает он. – Ты дерешься, получаешь свои минуты на скамейке штрафников, а потом каждый вечер уходишь под руку с новой красоткой. Знаем мы тебя, ЭЗ. Тебе наплевать на всех, кроме себя. Потому-то Чикаго тебя и любит. Ты самый большой засранец в лиге. Но ты – наш засранец.
Мэддисон откидывается на спинку стула, нахмурив брови и скрестив руки на груди. Он разочарованно качает головой, но ему известно, как это работает.