Чувствуя ее нетерпеливое желание вернуться к своим играм и рисовашкам, я улыбаюсь: «Целую. Ложитесь спать вовремя, меня не ждите».
Аглая не любит общаться со мной по телефону. Вечерами она иногда приходит, падает в мою кровать и по часу рассказывает о своих делах: о новых мемах, мультиках, рисовальных проектах и прочем. В другое время я стараюсь не донимать ее разговорами и расспросами. Она уже почти взрослая – я знаю, что под ее присмотром с Баламутом все будет хорошо. Альмыч его и зубы чистить загонит, и под одеяло в десять, и сказку почитает. Сама, правда, будет играть в телефон до часу ночи, но это ничего – завтра заставлю лечь пораньше.
Оставшиеся двадцать минут я вспоминаю детство… особые моменты. Детский сад: «– А кем работает твой папа? – А у меня его нет. – А так разве бывает?»
Начальная школа: «..А теперь, дети, показываем поделки ко дню папы. Альма, почему ты ничего не сделала?»
Старшая школа. «Мам, а у тебя сохранился телефон папы? – Альма, не надо, ты ему не нужна»
«Пап, привет, это Альма. Слушай, мне просто исполнилось пятнадцать, и я решила позвонить… Может, встретимся? – Эмм… Альма, я не думаю, что у меня будет время. У меня двое детей, я тебя не знаю… Я не чувствую… Короче, это плохая идея. Не звони мне больше, ладно?»
Ровно через полчаса после нашего разговора приезжает Хеннинг на черном неприметном мерседесе. Он выходит и сам открывает мне дверь, и я благодарно улыбаюсь.
– Что, малыш? – негромко спрашивает он, когда мы садимся, и я смотрю прямо в его лицо, во все глаза.
Все, что было до этого, было не так. Я до сих пор не осознавала этого на сто процентов, просто не позволяла себе верить.
– Ты правда мой отец? – спрашиваю я, ненавидя свою слабость и умоляющий тон, но мне очень надо еще раз спросить, чтобы он еще раз сказал – и по-другому не получается. На глазах снова выступают слезы, как в тот день, когда мы говорили по телефону.
Скажи, и я поверю. Я, наконец, по-настоящему поверю. Просто скажи.
– Да, правда. Я твой отец, Альма, – сказал он так терпеливо, словно никогда не говорил это прежде.
Меня прорывает – я начинаю хлюпать носом, и Хеннинг сгребает меня в объятия, поглаживая по спине, и позволяет выплакаться, нежно касаясь губами виска.
– Прости меня, – шепчет он негромко, когда я успокаиваюсь, и это заставляет вздрогнуть:
– Ты что, собираешься исчезнуть? – ошарашенно спрашиваю я, поднимая голову.
– Нет. Господи, нет… – так же изумленно ответил он. – Мне просто так жаль, что меня столько лет не было рядом.
Его глаза в темноте блестят, и мне кажется, что они тоже влажные – но, скорее, это иллюзия. Прорыдавшись у него на груди, я вдруг ощущаю ужасающую уязвимость.
– Мне тоже жаль. Если я когда-нибудь узнаю, что ты все это время знал… я тебя убью, – серьезно говорю я, вытирая глаза. Чувствую себя так, будто пытаюсь закрыть гигантскую дыру в разрушенной защитной