– Вставай, кому сказала! – Мамин голос прозвенел над висками, точно зловещий гонг.
Прежде, чем открыл веки, ощутил мощный толчок в руку. Родительница толкнула меня изо всех сил ладонями. Кресло должно было покачнуться, но даже не сдвинулось с места под моим весом.
– Вырос, детина, а толку нет! – Под стихнувшей вдруг музыкой на меня лавиной обрушился ее гнев: – Роман! Напился, что ли? Горе мне от такого сына. Одно горе! – Потрясла меня за плечо, но ответной реакции не заметила. – А вы, что встали? Расходимся! Я вас в свой дом не звала! Знаете, который час? Пошли во-о-он!
– Ирина… – Папин голос.
Опять неуверенный, тихий такой. Неловко, наверное, ему опять.
– Андрей! – Почти рыдая. – Что ты стоишь, Андрей? Посмотри на своего сына! Я ему говорю, а он лежит. Смотри, улыбается! Думала, в отключке, а ему просто все равно! Назло матери всё делает!
– Все, ребят, расходитесь. – Отец прочистил горло. – Время позднее, всем пора по домам. Идите, хорошо?
– До свидания. – Послышались робкие голоса друзей.
Слышно было, как барабанщик в последний раз коснулся палочками тарелок. Дзынь. Затихло. Голоса и шаги потянулись к выходу со двора.
«Осень. Дождь. Капли в лицо. Больно, хлестко, режет кожу, колет глаза. Ненавижу дождь. Ненавижу. От него одни неприятности. Вечно». И перед глазами опять она. Будь неладна. «Беру свои слова обратно. Этот дождь не был таким уж гадким».
– Роман!
– Да, мамулечка, – открыл глаза.
– Издеваешься? – Она уперла руки в бока.
Всего несколько морщинок в уголках глаз. Хорошая для ее лет фигура, волосы слегка тронутые сединой, но уложенные так, что этого никто не заметит, легкий аромат приятного женственного парфюма. «Его супруга всегда была прекрасна, а сейчас даже краше, чем двадцать лет назад, какой можно видеть ее на старых фотографиях. Так чего же ему еще не хватало?»
– Вставай, негодяй! – Оглядела мое тело. Будь я в рубашке, ухватилась бы за воротник и тут же поволокла бы меня за собой. Но сегодня взяться было не за что, поэтому она просто покачала головой и повернулась к отцу: – Что ты стоишь, Андрей, будто тебя это не касается? Твой восемнадцатилетний сын устроил дома пьяный дебош! Притащил к нам неизвестно кого, они истоптали мне весь газон, намусорили, а ты даже ничего не скажешь?
– Да, папа. – Я приподнялся, поворачиваясь к нему. Просиял, одаривая папочку широкой улыбкой. – Ты ничего не скажешь?
Он сглотнул.
Я видел, как дернулся его кадык. Так происходило каждый раз, когда я обращался к нему. Сейчас побледнеет. Вот оно – точно. И лоб пошел испариной. Бледные тонкие губы сжались в прямую линию.
– Скажи. – Усмехнулся