донимать расспросами, но напрасно Рилинд решил, что всё позади. Родители повели его через пару дней к какому-то доктору, который его осмотрел, прослушал и задал множество вопросов. Потом Рилинд ждал в коридоре, пока доктор переговорит с родителями с глазу на глаз. Две недели Рилинду давали пить по утрам какую-то совершенно безвкусную микстуру, от которой он становился немного вялым, родители с повышенным вниманием разглядывали рисунки Рилинда и расспрашивали его о том, видит ли он всё ещё светящихся людей на улице и сияет ли папа. Рилинд сделал единственно возможный вывод: его родители не видят никакого сияния вокруг людей, и не верят ему, считают его
больным, как и тот доктор, который прописал ему
лекарство. Рилинд понял, что до конца откровенным быть нельзя. Даже с папой и мамой. На этом расспросы про светящихся людей с его стороны были закончены. Теперь Рилинд внимательно следил за тем, чтобы не упоминать про людей-фонариков при родителях, не рисовать их, а если увидел на улице, то не таращиться с любопытством, а то папа и мама могут это заметить и опять поведут его к доктору. Но если это нельзя делать при папе и маме, то тем более нельзя при чужих. Мама и папа уже сводили его к доктору, но хотя бы не отправили
в психушку, потому что они его сильно любят. А вот чужие… чужие сразу туда отправят, и он не выйдет оттуда никогда-никогда! При слове «психушка» Рилинда пробирала дрожь, её он боялся, как огня. Он слышал, как папа и мама иногда обсуждали тихим голосом, думая, что их никто не слышит, как тех, кто себя плохо вел (именно такой вывод сделал Рилинд), отправили в психушку, а те там умерли. Воображение Рилинда рисовало ему каждый раз нечто ужасное. Поэтому Рилинд больше никому и никогда не говорил про свечение, даже Бранимиру. Вопросов Рилинд тоже не задавал. Почему одни люди сияют, а другие нет, ему предстояло выяснить самому, без посторонней помощи, но пока он об этом не задумывался серьёзно. Каждый день у четырёхлетнего мальчика были дела поважнее. Например, как сейчас: поиграть в снежки или сделать снеговика.
– Так! – сердитым голосом заговорила воспитательница. – Становимся парами! Мы возвращаемся в группу!
Ой, ну, можно ещё поиграть?! – послышалось откуда-то из-за спины Рилинда.
Нет! Пойдёмте уже в группу! – возразила стоящая рядом девочка. – У меня ручки замёрзли!
И что?! – огрызнулся кто-то из мальчишек сзади.
А я кушать хочу! – закричала другая.
Прекратили споры и встали парами! – послышался громкий приказ воспитательницы. – Всё! Мы идём в группу! Пора обедать и отдыхать!
Воспитательница и практикантка помогли детям поскорее встать в колонну по двое. Взявшись за руки, дети неуклюже заковыляли вслед за воспитательницей ко входу в здание детского сада. Практикантка шла последней.
Глава шестая
Рано утром 9 сентября 1985 года Рилинд сидел в группе на полу и играл игрушками в одиночестве. Детей пришло ещё мало, и в окна из темноты барабанил дождь. Пятилетний Рилинд
