По сути, Энтони Арт так и остался тем шестидесятником, сколько бы ему сейчас ни было лет. Так уж сложилось генетически, что природа сжалилась над ним, не слишком ссутулив с годами, не покрыв бесконечными морщинами, не лишив мышцы эластичности, а ум – подвижности и гибкости. Что до мигрени, так с ней он дружил еще дольше, чем с Майклом. Но важнее всего было то, что в нем до зрелых лет не ослабло желание жить, отодвигать планку все дальше, все выше; что он сохранил в себе ненасытную жажду к новым знаниям, новому опыту. Поэтому, хвала Всевышнему, «исписаться», как автору, ему пока не удалось.
Книги Антона довольно успешно продавались, хотя и не были достаточно скандальными и правильно сконструированными для того, чтобы стать основой голливудского сценария или очередной фантастической библией для тинэйджеров. Писательская деятельность давала ему возможность поддерживать средний уровень жизни – а это уже большое достижение, особенно в наш век, когда писателем себя мнит каждый, чьи тиражи растут, как на дрожжах.
Тайком, из протеста, он пытался заниматься живописью, тщетно силясь разгадать эту цепочку Бисмарка, которая тянется от замысла к воплощению.
– Художник из меня посредственный, – говаривал он, – Но сам процесс успокаивает нервы.
Нет, Антон не претендовал на то, что талантливый человек талантлив во всем. Он никогда не был доволен своей работой, и даже не был уверен в том, что одарен хоть чем-то, кроме души, бесконечно жаждущей движения и поиска. Как и миллионы других людей, надрывно и с наслаждением пел в ванной, под душем, когда никто его не слышит, даже он сам. Пробовал играть на саксофоне, шуметь в подвале на ударной установке. Когда-то в молодости приколотил по бокам от зеркальной двери шкафа перекладину и, втиснувшись в облегающие лосины, отрабатывал балетные па, опасаясь, что в любой момент зазвонит телефон, в дверь постучит сосед, почтальон или какие-нибудь бойскауты, и тогда он сгорит со стыда.
– Хотя, чего тут стыдиться? – спрашивал он сам себя, глядя на свои ляжки, обтянутые дорогим трикотажем. – Это совершенно нормальное желания – попробовать в жизни как можно больше, впечатлиться новыми, неизведанными ощущениями и эмоциями.
Все, кто знали Антона хотя бы немного, без труда угадывали в нем человека неординарного, с развитым воображением и ранимой душой, часто прячущегося за легким цинизмом и незлой иронией по отношению к окружающим. Он не любил людей в массе своей, не был альтруистом, но не опускался никогда до открытого, лобового хамства, не проходил мимо того, кто нуждался в помощи.