– Очень приятно, – на автомате сказала Катя.
– Чего тебе приятно? – не понял кузнец.
– Познакомиться приятно, – Катя все еще не верила в происходящее, мозг работал на чистых рефлексах.
– Это хорошо, что приятно, – по своему переложил Вася. – Смирная, значит будешь. Люблю таких.
– Чего ты там себе любишь? – В Катиной голове что-то со щелчком встало на место.
– Смирных люблю, – зевнул Вася. – Покладистых, не балованных… Послезавтра к работе приставлю, а сейчас спи давай.
Катя только успела набрать воздуха, чтобы сообщить, что она думает о предпочтениях кузнеца, но тот сунул лучину в чан с водой и в избе стало темно и страшно до чертиков.
«Это все-таки сон», – настраивала себя Катя на позитив по системе Юлии Золотаревой, – «Завтра проснусь в палате, под ИВЛ, и все будет хорошо…»
Она забралась на лавку, запахнулась в овчину, поджала ноги и, восстановив дыхание по специальной методике зороастрийцев, быстро заснула.
Глава 2
Разбудили ее не свет не заря. Грохнули чем-то железным, и она тут же вскочила, словно ужаленная.
– Сходи, умойся, да завтракать, – прогудел Вася, гремя ухватом в печи. Он ловко подхватил им громадную сковороду и перенес на низенький чурбачок в центре стола.
Катя огляделась еще раз. Изба, овчина, кузнец, серые сумерки за невысоким оконцем, по ногам гуляет сквозняк из-под неплотно прикрытой двери. Короче говоря, никаким позитивом вокруг не пахло. Ни больничной палатой, ни ИВЛ, ни капельницей. Зато одуряюще шкворчала яичница на сале, вкусно затмившая собой кислый избяной перегар.
– А где здесь туалет? – обалдело спросила Катя, забыв про «Доброе утро».
– Нужник, что ли? – равнодушно переспросил Вася, щипцами выхватывая тлеющее полено из зева печи. – С крыльца налево…
– Выкинь на костровище, – протянул он Кате дымящиеся щипцы, – да на ноги в сенях опорки приладь.
Катя в ужасе подхватила сунутые ей тяжеленные клещи и тут же пустилась с ними в пляс, пытаясь удержать разбрасывающую искры головешку.
– Избу мне не спали, – нахмурился Вася, – заполошная!
Он распахнул перед нею дверь, едва успев отобрать летевшие ему в живот клещи.
– Тьфу, безрукая, – вздохнул кузнец, выпроваживая Катю в темные сени.
Брезгливо всунув ноги в какое-то подобие галош, та выскочила на крыльцо и замерла.
Вокруг было гнетущее ничего. Плотный туман струился меж елей, наполняя душу тоскливой, жить не хочется, сыростью. Пахло болотом, малярией, гнусом и комарами размером с коня. Она бы немного поплакала над печальной судьбой, но природа брала свое, и Катя повернула налево.
– Аааа! – тут же заорала она благим матом, когда из тумана выступила лошадиная голова. Всхрапнула и тут же убралась обратно в туман.
В длинной до пят грубой рубахе на голое тело, в заскорузлых опорках, Катя бросилась к одиноко стоящей будочке. Ей доводилось бывать в деревенских санитарных сооружениях. Криво сколоченных, с обязательным