Воспоминания русского очевидца не слишком расходились с этими словами: «Первое: солдатский бунт в Петербурге разросся в победоносную революцию только потому, что он был возглавлен поначалу Государственной думой, давшей революции свое знамя, но бессильной овладеть событиями. Против Думы посылать тогда войска было нельзя. Второе: успех восстания в Петербурге еще не означал гибели монархии в России. Тыловой, взбунтовавшийся “неизвестный солдат” сам в первые дни еще трепетал, требуя “неразоружения и невывода” из Петербурга на фронт. Решающей силой был именно фронт, сравнительно еще крепкий. И вот тут-то соотношение сил было внезапно изменено в пользу революции – не только союзом, очень недолгим, Думы и улицы, но и скоропалительным отречением. А отречение было вызвано тем, что ближайшие к царю генералы были обмануты гипнозом думского февраля. Именно генералы, а не Гучков, вынудили у Государя отречение»47.
Ставка и революция
Утром 27 февраля (12 марта) в Могилеве все казалось еще спокойным. Генбери-Вильямс отмечал в своем дневнике за этот день, что Алексеев немного нервничал, но по общей атмосфере в Ставке нельзя было сделать вывод о том, что положение действительно угрожающее1. Между тем новости из столицы сотрудники штаба восприняли с опасением. Они знали, что на гарнизон рассчитывать нельзя, так как в его составе «нет ни одной прочной кадровой части»2. На утреннем докладе Наштаверх затронул, кроме положения армии, и вопрос о событиях в Петрограде. Он показал императору телеграммы от Голицына, Родзянко и главнокомандующих фронтами. Николай II отказался пойти на уступки. Доклад затянулся, что вызвало взволновавшее всех опоздание императора и Наштаверха к завтраку3. В штабе уже знали о телеграммах из столицы и о том, что Алексеев взял их с собой на доклад. Последний завтрак в императорской Ставке прошел в полном молчании4. Ситуация еще не казалась опасной, хотя после завтрака, в 12:10 (перед ежедневной прогулкой императора), была получена телеграмма Хабалова о начавшемся бунте в запасных батальонах гвардейских полков с просьбой о присылке надежных частей с фронта5.
Именно этого опасалась наиболее решительно настроенная часть думцев: они требовали прекратить речи и установить прочную власть, пока не пришли верные правительству войска6. Глава Думы продолжал обращаться в Ставку с просьбами к Николаю II согласиться на образование «ответственного министерства»7. «Занятия Государственной думы указом Вашего Величества прерваны до апреля, – телеграфировал 12:40 в Могилев Родзянко. – Последний оплот порядка устранен. Правительство совершенно бессильно подавить беспорядок. На войска гарнизона надежды нет. Запасные батальоны гвардейских полков охвачены бунтом. Убивают офицеров. Примкнув к толпе и народному движению, они направляются к дому Министерства внутренних дел и Государственной думе. Гражданская война началась и разгорается.