Иван поставил перед ней котелок. Картошка в мундире. В голове девушки промелькнула картинка: ее мать ставит посреди стола миску с картошкой, отец потирает руки, радостно улыбается: «Картошечка», берет горячую картофелину и ест ее, не очищая.
– Вот соль и сало, – несколько смущенно сообщил Иван, положив перед девушкой кусок сала, нож и солонку. – Сейчас схожу за пореем.
– Отлично, – вполне искренне сказала Си Унь и набросилась на еду.
Пункт 4
Ночью он забрался к ней в постель, принялся лизать сиськи, ковыряться в пизде, тереться об ее тело возбужденным членом.
– Иван, уйди, – жестко сказала Си Унь.
– Детка, ну чего ты? – прерывисто зашептал он, покусывая ей ухо. – Помнишь, как тогда, в Пекине, в кабинке аттракционов? Или в Общежитии СНД? Ну, помнишь? Я ждал тебя.
– Дэй Жикианг, уйди!
– Сука, – озлобленно бросил он, выбираясь из-под ватного одеяла.
Си Унь ухмыльнулась в темноте и отпустила рукоятку ножа, спрятанного под подушкой.
Убила бы она Ивана-Дэй Жикианга, если бы тот не отступился? Да, разумеется. Ей бы пришлось это сделать.
Ранним утром они вышли из дома. Иван надел пузырящиеся на коленях джинсы, застиранную футболку с изображением Вождя. В руках держал небольшую сумку. Си Унь осталась в форме ИА.
– Постой.
Иван вынул из кармана ключ, запер дверь.
– Пошли.
Они проследовали мимо росистых грядок к калитке, вышли на пыльную деревенскую дорогу. Си Унь с наслаждением вдохнула прохладного утреннего воздуха. Благодать! Почти, как дома.
Улица пустынна. Где-то закричал петух.
– Как тебе тут живется, Иван?
Дэй Жикианг неприязненно взглянул на Си Унь: обижен после ночного инцидента.
– Отлично живется.
И он не соврал. Жители деревни Клюки полюбили обрусевшего китаезу, всегда готового придти на помощь: ворочать сено, травить колорада, чистить колодец. А в особенности полюбила Ивана-Дэй Жикианга доярка Фрося за его неутомимость и фантазию в ебле. Впрочем, о Фросе говорить с Си Унь Иван не собирался.
Они вышли на «трассу» – грунтовую дорогу, скованную с обеих сторон сосновым бором. Перед желтой автобусной остановкой колыхался прогретый воздух. Си Унь вытерла лоб тыльной стороной ладони: день будет жарким.
– Садись – сказал Иван, поставив на скамейку сумку.
Си Унь послушалась.
Иван отошел к расписанию: деревянной табличке, прибитой ко вкопанному шесту.
– Ну, скоро? – капризным голосом окликнула Си Унь.
– Через пятнадцать минут должен быть, – неуверенно отозвался Иван.
Раздались шаркающие шаги, Си Унь повернула голову. К остановке подошел старик в толстом костюме и зимнем картузе. В одной руке – лыжная палка, переделанная в костыль, в другой – авоська.
– Ванек, здоров.
– Утро доброе, Ефимыч.
Ефимыч беззубо улыбнулся, глядя на Си Унь.
– А енто кто?
– Енто сестра моя, – подстраиваясь под