Штелле сидел под яблоней в саду и отмахивался газеткой от мух. Конкретно мешали. Вот нет в природе совершенства! Днём жара была несусветная, больше тридцати трёх градусов «повешенный» в комнате термометр фиксировал. Вышел Пётр на улицу, сел в тенёк под эту большую яблоню, и… пот полился в три ручья. Пришлось опять идти в кабинет под кондиционер. Там прохладно, но его рычание отвлекало и сбивало с мысли.
Дождался вечера – стало полегче, и ветерок даже небольшой появился, что для зажатой в ущелье Алма-Аты редкость. Вышел на улицу снова, сел в это самодельное деревянное кресло и, прикрыв глаза, опять стал пытаться решить, что с новыми знаниями делать. Аромат Апорта, ветерок, почти прохлада. Где-то фоном, совершенно не мешая, бренчит на гитаре Маша-Вика, вспоминая очередную нетленку, которую надо у загнивающего Запада украсть. Что-то заунывное – «скорпионс», кажется. Почти идиллия. Можно и вспомнить во всех деталях разговор с очередным чудаком-изобретателем Гороховым, но… Это проклятое «но» есть всегда. Вылезли из каких-то своих щелей мухи. Вроде специально участок лишён всех мест, «перспективных» для этих тварей – нет ни «туалета типа сортир, обозначенного на карте буквами Эм и Жо», ни компостных куч, и даже трупы мышей, что регулярно приносит к крыльцу французский кот Персик, и те пакуют в полиэтиленовые мешки, и утром Пётр их выбрасывает в мусорный контейнер в городе. Словом, ничего, где эти гады могли бы отложить своих личинок-опарышей, нет. А вот мухи есть. Парадокс.
Горохов – это очередной родственник Филипповны. Оказалось, что товарищ – изобретатель, а его нехорошие дядьки зажимают. Не дают денег на создание придуманного им чудо-аппарата, что перевернёт мир. Дядька-родственник – холерик. Только что без пены, но всё равно яростно доказывал Петру запредельную нужность его «интеллектора». Родственник был немного похож на Эйнштейна – на ту его фотографию, где он показал язык доставшему «великого» фотографу, который попросил его «чиз» произнести. Хотел фотохудожник улыбку гения, а совершенно случайно получил самую известную в мире фотографию. У Горохова волосы ещё только чуть на висках седеть начали – всего тридцать пять лет, но вот залысины уже приличные, лоб здоровущий открывают. Волосы тоже взлохмачены – то ли венком, то ли шапкой затылок окаймляют. Сел он за стол в кабинете напротив окна, и лучи светила, пробиваясь сквозь вздыбленную запускаемыми в неё пальцами шевелюру превратились почти в нимб. Так по заслугам, может, точно святой.
Выслушал Пётр подвижника и понял, почему Филипповна хотела, чтобы троюродный дядька двоюродной сестры внебрачной бабушки появился раньше, чем Тишков отправит секретное оружие Кремля к пиндосам. Арсений Анатольевич изобрёл персональный компьютер. В 1976 году это изобретение повторят Джобс с Возняком и примкнувшим к ним Уэйном – а тут вот сидит за семь лет до этого наш русский изобретатель и показывает ту саму схему, что и повторят яблочники. И показывает не каракули на школьной тетрадке – хотя их тоже. Горохов показывает патент. Всё как положено: «Клиент?» – «Фас! Профиль!» – «Гонорар?» – «Пока шо задаток».
Работает