– Таких людей, как там, в Москве не бывает. Те, кого у нас называют странными и креативными, на самом деле не оригинальны совсем. В Крыму бы на них никто внимания не обратил. Больше всего меня впечатлил один пожилой монах – то ли грузин, то ли абхазец, я не смог точно определить. Он был очень смуглый, с орлиным носом и, представь себе, – с дредами. Да, у него были длинные седые дреды – очень красивые, никогда еще подобного не видел. А лицо у него было такое мудрое, как будто бы он знал все тайны вселенной. Хотя, возможно, он казался таким только потому, что курил травку, – заключил брат, посмеиваясь.
Кроме необычного монаха, в Крыму обитали и другие удивительные личности, которых брат не без насмешки называл «чудиками». Один старик прожил в пещере около тридцати лет. За это время он успел обустроить ее не хуже маленькой квартирки – горшки с цветами, ковры, книжные полки… У этого старика было хобби: он искал и собирал все то, что осталось земле на память о битвах времен Второй мировой войны – пули, осколки шлемов и снарядов, жалкие остатки военного обмундирования – пуговицы и пряжки. Найденное добро он никуда не сбывал, а ставил на свои самодельные полки, на самое видное место.
Другим чудаком на холмах был молодой мускулистый парень по прозвищу Казанова. Он не был постоянным жильцом в Крыму, приезжал лишь только летом, самое раннее – поздней весной. Свою пещеру Казанова обустраивал со всем шиком – внутри все в дорогих и мягких тканях, а у входа – словно сама природа потакала капризам этого распущенного малого – разрослись во все стороны дикие кусты с великолепными благоухающими цветами. У Казановы даже были подвесные качели с белоснежным шелковым пологом. На этих качелях он обыкновенно катал каждый вечер девушек, и каждый вечер – разных.
Я слушала рассказы брата и удивлялась, что такое и правда может быть на самом деле. Тогда я еще не знала, что жизнь, настоящая жизнь, куда страннее, чем кино и книги, в ней столько необыкновенных сюжетов, что порой кажется – они выдумка, и больше ничего. Поэтому неудивительно, что мне захотелось перенести все рассказы брата на бумагу, сделать их осязаемыми, существующими всегда, и брат, словно вторя моим мыслям, сказал:
– Я бы написал книгу про все, что видел в Крыму, если бы, конечно, знал, как это делается.
Первобытный страх
Марат прожил в Крыму четыре года. За это время он кем только ни работал – от мойщика автомобилей до смотрителя в картинной галерее. Раз даже сказал, что продал свой автопортрет одному богатому