Отец редко бывал дома, он не принимал участия в воспитании детей, считал, что они и так вырастут, им нужна только мать, его же задача – обеспечивать их всем необходимым для поддержания впечатления крепкой, состоятельной и примерной ячейки общества.
Василий Петрович с готовностью потакал желаниям своей амбициозной жены, что позволяло ему жить в мире с собой и окружающими. Он благосклонно относился к прихоти Любаши быть центром внимания и блистать в созданном ею мире, баловал ее дорогими нарядами и украшениями, модной мебелью, предметами искусства. Это вполне укладывалось в его стройную картину мира, где не было места ярким эмоциям и страстям, где детям на людях полагалось вести себя сдержанно и достойно.
Когда началась война, отец выехал с авиаполком вглубь страны и, целиком погрузившись в обучение молодежи, на некоторое время забыл о жене, старшей дочери и сынишке. А когда вспомнил, Ленинград уже был в блокаде. Война и голод забрали Любашу. Вскоре после победы он женился еще раз. Саша был уверен, что только положение и высшее командование потребовали от коммуниста соответствующего поступка: он нашел детей, забрал их к себе, даже не поинтересовавшись, как те выжили. Дочь Лиду пристроил к сестре, а Сашу – в школу-интернат при Академии художеств, благо крепкие довоенные связи еще сохранились. Так и жили: отец со своей новой женой и дети, горько обиженные родительским безразличием. Глава семейства не был единственным мужчиной, который считал, что излишне заботиться о детях не обязательно. Особой любви к ним не чувствовал, но в поддержке никогда не отказывал. Когда повзрослела дочь, ей выделили жилье.
Саша в интернате жил замкнуто, не стремился быть лучшим. По окончанию школы как сына боевого офицера его приняли в Академию художеств. Имея незаурядные способности, он так и не сумел их полностью раскрыть, мешала патологическая обидчивость, он ссорился со всеми, кто смел ему говорить не то, что он хотел слышать. В конце концов, в 1950 году встал вопрос о его отчислении из Академии, но там началась реорганизация, и вопрос повис в воздухе. Работать Саша не был приучен, да и не любил.
Мачеха ничего не говорила прямо в лицо, но всем своим видом давала понять, что на него, нахлебника, зря тратится семейный бюджет. Саша слышал, как за спиной она бормотала не самые лестные слова в его адрес. «Порочит честь семьи» – самые мягкие претензии. Когда он связался с сомнительной компанией и чуть не схлопотал тюремный срок, отец в одночасье отправил сына в Котлас, подальше от соблазнов и опасных связей. Кто знает, как бы все обернулось, останься он в Ленинграде. Особых иллюзий он не питал, по дому не скучал.
Саша понятия не имел, почему он это вспомнил. Может, мысли о семье навеяны тем домашним