«Страшно это нелепое ослепление, и как раз когда кажется тебе, что ты чем-то особенно важным занят, тут-то и оказываешься под сильнейшим обаянием». Страшно, зато приятно. Приятно жить в мире, в котором от тебя (объективно) ничего не зависит, но (субъективно) чувствовать себя экзегетом прошлого и конструктором будущего.
Иллюзии творческих людей еще более наивны, чем иллюзии людей бескультурных, особенно когда они рассуждают о реальной жизни – тем более жизни политической. А что до меня, то мне все яснее истинность слов Лао-Цзы:
«Мудрый правитель мысли опустошит, желудки наполнит. Ослабит волю, укрепит кости. Пусть не будет у народа ни знаний, ни страстей. Знающие пусть бездействуют. Бездействие ведет к покою».
Воистину.
118. К Марку Аврелию (2)
«Служить [своему гению, даймону – М. В.] – значит блюсти его чистым от страстей, от произвола, от негодования на что-либо, исходящее от богов или людей. Ибо то, что от богов, своим превосходством вселяет трепет, а что от людей – по-родственному мило. Ведь иной раз и жалко их за неведение того, что добро и что зло. Ибо этот недуг ничуть не лучше того, из-за которого лишаются способности различать черное и белое».
В пандан – другой фрагмент Аврелия:
«Вообще-то расположенность к человеку у нас чрезвычайная – поскольку надо делать им хорошее и терпеть их. А поскольку иные становятся поперек пути в деле, к какому я расположен, человек уходит для меня в безразличное [стоический термин, означающий этическую нейтральность, непринадлежность добру или злу – М. В.], не хуже солнца, ветра, зверя. Помешать деятельности такое может, но для моего устремления и душевного склада это не помеха <…>».
Как охарактеризовать отношение Марка Аврелия к людям? Человеколюбие? Вроде как подходит. Высокомерие? Похоже на то. Ведь он убежден, что большинство поражено недугом неведения добра и зла (плюс сравнение неразумных людей с «солнцем, ветром, зверем» звучит как объективация). Снисхождение? И оное подходит – ведь он готов «делать им хорошее и терпеть их», ибо исходящее от них «по-родственному мило».
Выходит, что Марк Аврелий относится к людям человеколюбиво, высокомерно