полезными, подхватываются отбором, наследуются и т. д. Трофим Денисович категорически отрицал «вещество наследственности». Он считал это вредительской выдумкой! По его мнению, все сводится к окружающей среде. Лысенко утверждал, что организм просто приспосабливается. Возьмем, например, жирафа. В борьбе за существование (непременно в борьбе, ничего другого в те годы не признавали!) он тянул шею за наилучшей пищей и в конце концов достиг поразительных результатов. Одним словом, если корову гонять под седлом, то из нее сформируется лошадь, точно так же, как из обезьяны сформировался человек. Именно так трактовал Лысенко дарвинизм. Кстати, сам Чарлз Дарвин такой точки зрения не придерживался. Его сильно занимала задача генетиков: если у одного из родителей появился новый признак, то при скрещивании с особью, не имеющей такого признака, потомство получит половину этого признака, внук – одну четвертую и т. д. То есть несколько поколений— и никакого признака нет… Но ведь жизнь-то показывает, что есть! Стало быть, признак может существовать скрыто и проявляться у отдаленных поколений. Значит, он существует, и существует в каком-то «носителе». Лысенко в своих «исканиях» шагнул дальше Дарвина, но, к сожалению, в обратном прогрессу направлении. Он исповедовал до дарвиновские заблуждения. И не только исповедовал, но и заставил науку служить этим заблуждениям несколько десятилетий. Все открытия, все работы Писарева, Ремесло, Лукьяненко, Шухурдина и многих других были сделаны вопреки официальной науке! Вопреки Лысенко! Как же так? Выходит, целая страна, да не просто страна, а самая образованная сельскохозяйственная держава, пусть на словах, но поддерживала этот фанатический кошмар? В том-то и дело, что к моменту взлета Лысенко хлеборобной России с толковыми крестьянами, крепкими деловыми кулаками, образованнейшими и честнейшими агрономами уже не существовало. Большая часть тех, кто делал в России хлебушко, были физически уничтожены. Так, агрономы первого звена, те самые, что выхаживали урожай, то есть ходили по полям, были расстреляны; грамотные крестьяне, которым было не все равно, что сеять и убирать, были либо отправлены за ними в расход, либо били камень на Беломорканале и Соловках или валили лес от Воркуты до Магадана… Феномен Лысенко нельзя рассматривать в отрыве от всего того, что происходило в нашей стране. Он расцвел пышным цветом на хорошо подготовленной и обильно политой кровью почве. Вавилов был неугоден тоталитарной системе всем своим пониманием мира, генотипом. Это был романтик и реалист одновременно. Его цепкий ум, ум ученого, не мог принять той фантасмагории, которая творилась в стране. Сначала возникала идея. Обязательно передовая, обязательно «марксистская». Под эту идею и подгонялось все. И если страна не лезла в те рамки, не помещалась в ту идеологию, которую ей предписывали, не начинала жить по придуманным законам, то от бреда не отказывались, а начинали исправлять действительность. С. Дяченко в своем сценарии написал замечательные слова: «Законы
