Накатывали сумерки, фонари в парке начинали зажигаться, и лавка, на которой я расположился, была вполне уютным местом отдыха, достаточно освещенным, чтобы не промазать бутербродом мимо рта и в меру интимным, прикрывая мою трапезу обильной растительностью вокруг от любопытных взглядов прохожих.
Валюта в моем бумажнике оказалась очень даже неплохим средством для расчетов в местных заведениях, одна купюра могла накормить целую армию голодных солдат, а мой бутерброд и бутылка воды как-будто вообще не стоили ничего. Сдача из более мелких купюр с трудом поместилась в набитый бумажник.
В компании с бутербродом мне стало гораздо лучше. На полный желудок думается поспокойней, но мысли никак не хотели выстраиваться в стройные ряды. В голове крутилась цифра 300, обрывки сна, головокружительная скорость и не менее захватывающее падение, образ девушки с фотографии в документах и этот парень, Платон. Красивое имя. Парень тоже симпатяга. Они бы с этой барышней были изумительной парой. Кто они? Почему мне так тоскливо при воспоминании о ней?
И снова и снова неудержимый танец мыслей хороводом заходил то с одной, то с другой стороны. Девушка на мотоцикле, синее небо, страх перед неизвестностью. И так по кругу совершенно не собираясь останавливаться
В этом вихре, в котором кружился мой разум я даже не заметил, как совсем стемнело, народ разошелся, а фонари уже начали гаснуть, оставляя в парке только дежурное освещение. По газонам поехали косилки, а по дорожкам – машины-уборщики. К моей лавочке подошел служащий и полез вытряхивать мусор из рядом стоящей урны.
По виду взрослый мужчина, даже престарелый, совсем седой, с короткой стрижкой и длинной, до груди, пепельно-седой бородой, как у Старика Хоттабыча, черты лица в полумраке было плохо видно, хотя тени от морщин покрывали все его сухое вытянутое лицо. Но называть его старцем я бы точно не стал – держался он слишком прямо, а движения были четкие и уверенные.
Мои мысли и страхи даже при появлении этого человека не отпускали меня и я видимо вылупился на него и то, что он делает с мусоркой,
Он делал свою работу невозмутимо и, как бы невзначай, бросил мне:
– Чего сидишь, сынок? Поздно уже!
Эта фраза заставила меня подпрыгнуть, как будто он подкрался ко мне сзади и сказал «бу». Я еле сумел совладать с эмоциями и,