Вероника предложила мне взять фотоаппарат и устроить очередную фотосессию. Я согласился – это был отличный шанс неплохо провести выходные. Вероника хотела сделать фотографии в постапокалиптическом стиле. Появилась идея поехать на заброшенную стройку на окраине города: полуразрушенное недостроенное здание, окружённое голыми деревьями, и никого вокруг. Мы сели в автобус и поехали фотографироваться. На месте решили подняться на пятый этаж: оттуда и вид был хороший, да и мешать никто не будет, если вдруг забредёт невзначай.
Уже не помню, с чего начался разговор. Такое свойственно людям: начинают говорить об одном, а потом переходят совсем к другому. И как это случается, вспомнить потом проблематично. Нужно, так сказать, отслеживать всю логическую цепочку. Так или иначе, мы заговорили о наших отношениях. Я сказал, что хочу понять, что же всё-таки между нами происходит. Она сказала, что это называется дружбой. Мало кто верит в дружбу между мужчиной и женщиной, сказала она, но такое бывает. Хотя чаще всего один из них в итоге начинает хотеть большего. Я сказал, что так оно и есть. Что действительно хочу развития наших отношений. Это стоило мне большого труда, сказать всё это. Вероника же в ответ засмеялась и назвала меня глупышкой. Давай будем считать, что этого разговора не было, сказала она. Ты хороший, но это не то, сказала она.
Не знаю, как случилось остальное. Я понимаю, что надо было среагировать на всё это куда спокойнее. Может быть, даже посмеяться вместе с ней над всей этой ситуацией. Но я не сделал этого. Вместо этого я резко поднял с пола кирпич и с размаху ударил им Веронику по лицу, сверху вниз. Она закричала и закрыла лицо руками. А я повторил удар, снизу вверх. Она снова вскрикнула и сделала шаг назад. Потом ещё один. А потом она сорвалась вниз. Прямо на груду битых кирпичей. А я сбежал.
Вечером мне позвонила мать Вероники. Спросила, не знаю ли я, где её дочь. Ответил, что мы целый день гуляли по городу, а потом разошлись по домам. Сказал, что проводил её до подъезда. И больше не видел. И не звонил тоже.
А через три дня объявили розыск. Объявления в газетах, новостях. Поиски в подвалах, заброшенных стройках. Так её и нашли, на куче кирпичей, слегка занесённую снегом.
Позже ко мне приходил следователь. Хотел, чтобы я поминутно рассказал ему, что было в тот день. Повторил ему то же, что говорил матери Вероники, слово в слово. Я так старался забыть этот день, что потихоньку сам начал верить в свою версию. По этой же причине даже не мог вспомнить, почему хоронили в закрытом гробу.
Я смотрю на экран. Там светится новое сообщение:
«Ну что, вспомнил?»
«Да».
На экране появляется и исчезает карандашик. Приходит ещё одно сообщение:
«Тогда, я думаю, ты знаешь, что нужно сделать!»
Да, я знаю, что теперь должен сделать.
Я выключаю компьютер и иду в комнату родителей. За стеной снова орёт музыка. Судя по гитарной партии, Джим Моррисон с компанией. «Это конец, мой единственный друг» – доносится из-за стены.
Открываю шкаф. На вешалке, среди костюмов отца и