Вскоре на брусчатке внутреннего двора послышались стук копыт и скрип рессор. В ворота въезжали кареты и ландо, и Ригель мысленно сжался, заметив дорогие кованые сундуки на запятках и обилие слуг в алых и синих ливреях. Тут на массивном мраморном лестничном пролёте появился высокий худой брюнет лет сорока, в лице которого при желании можно было найти сходство как с Эразмом Роттердамским, так и с Джироламо Савонаролой. Он легко, совсем по-юношески, сбежал по ступеням и приблизился к группе молодых людей и девушек, только что покинувших экипажи и толпящихся у Конюшенного двора. Подошедшего разглядывали несколько испуганно, морщась ещё и от его необычного голоса, грудного, глубокого, сильно резонирующего под сводами портала.
– Я – Эфраим Вил, ваш куратор, господа. Я запишу ваши имена и провожу в комнаты.
Эммануэль, записавшись первым, внимательно разглядывал прибывающих, и не мог не выделись среди девушек белокурую красавицу-итальянку, назвавшуюся Эстеллой ди Фьезоле. Но, заметив, что девица тоже смотрит на него, поспешил, смутившись, отвести глаза, ибо несколько боялся женщин.
Тут к куратору подошли двое англичан – юноша и девушка, с явно выраженным фамильным и пугающим сходством. И лица не обманули: приехавшие оказались братом и сестрой. Куратор записал их имена «Бенедикт и Хелла Митгарт». Девица прошла вблизи Эммануэля, и он, вглядевшись в неё, почувствовал, как заледенел. Корявый бесформенный нос Хеллы Митгарт уныло нависал над корытообразным квадратным ртом, а по обе стороны от носа были близко посажены маленькие глаза, причём один был на треть дюйма ниже другого! Ригель поёжился. Девица была наделена столь завораживающим уродством, что внушала не отвращение и не жалость, а суеверный ужас.
Но вскоре тяжёлое впечатление от уродства несчастной девушки перебил приехавший в дорогом экипаже француз. Стоявшие поодаль молодые бурши презрительно зашептали, что этаких красавчиков у них зовут «сахарными леденцами», а Эммануэлю белокурый голубоглазый юноша показался ангелоподобным. Ригель подошёл ближе и услышал, что красавца зовут Морисом де Невером. Имя ему тоже понравилось и сразу запомнилось.
Остальных он как-то не выделил из толпы, да и стыдился разглядывать, однако тут из кареты, запряжённой четверней, приехавшей, тем не менее, позже всех остальных, вышли рыжеволосая зеленоглазая наяда в весьма пикантном платье, вырез которого вызвал двусмысленный шёпоток среди молодых людей, и невысокий большеглазый юноша с чертами, выдававшими еврейское происхождение. Девица бросала на юношу странные взгляды, раздражённые и пренебрежительные, он же явно не хотел замечать их и даже не потрудился подать девушке руку, когда та покидала экипаж. В блокноте куратора появились два последних имени – «Лили фон Нирах и Гиллель Хамал». Ригель отметил, как при взгляде на молодого иудея презрительно выпятилась нижняя губа молодого атлетически сложенного немца-бурша, уподобляя