Нестор направился к выходу вслед за Наставником. Перед самыми дверями Кир обернулся.
– Вам все-таки придется развеяться. Послезавтра, в пятницу, на Первом дне будет мероприятие. Вы же никогда не были на наших корпоративных вечеринках?
Нестор отрицательно покачал головой.
– Это моя недоработка. Вот в эту пятницу все и исправим. Кстати, будет возможность закончить наш разговор. Возражения не принимаются. Проводника я направлю. Ждите зов.
Нестор любил преподавать историю. Особенно в тех классах, где обычная для нынешних учеников индифферентность сочеталась в должной мере с любознательностью и живым умом. На его уроки приходили смотреть: родители учащихся, коллеги, администрация школы, района; однажды пожаловали даже из области. Его дважды посещала съемочная команда местного телевизионного канала: молодой талантливый учитель, речь хорошо поставлена, рубашка выглажена, к тому же, мужчина, что в школе большая редкость, – в общем, лицо современной системы образования.
Он никогда не работал по учебнику. Да, он концентрировал изложение материала на предусмотренных учебной программой обязательных отправных точках, но рассматривал каждый вопрос с максимального количества возможных ракурсов, благо материала было предостаточно. Нестор не пропускал ни одного исторического романа, попавшего в поле читательского внимания, по возможности читал биографии исторически значимых личностей, как в публицистическом, так и в художественном изложении. Его воображение и аналитические способности заставляли историю бодрствовать, течь полноводной рекой во взаимосвязи причин и следствий, в искристом переливе фактов и сиянии тенденций.
Со временем Нестор подхватил хворь, настигавшую любого толкового и знающего специалиста: он возомнил себя лучшим, хотя очень удивился бы, узнай, что это действительно правда.
Некий дискомфорт ощущал Нестор лишь в тех случаях, когда программа требовала давать историческим событиям «правильную» оценку. Нестор морщился почти брезгливо, замечая в методичке исторический факт, сопровождаемый искусственно прилепленным атрибутивом. Все эти «освободительные» или «захватнические» войны, «прогрессивные» или «благородные» революции, «убийственные» или «позорные» договоры были лишь войнами, революциями и договорами – все определения появились позже, как эпитет «Божественная», добавленный потомками к «Комедии» Данте. Причем с одной стороны к войне лепили «освободительная», с другой – «захватническая». Одни называли внутренние кровавые разборки «Великой революцией», другие – «мелким путчем». Одни строили памятники и провозглашали национальные идеи, другие сносили памятники и называли эти идеи коричневой чумой. Иногда – наоборот: одни называли и воздвигали, другие провозглашали и сносили.
И не так важно, погибли в битве четыреста гоплитов, шесть тысяч инфантерии или десятки миллионов человек – кровь остается кровью. И с этой точки зрения, мировая история – это короб,