Итак, сны Аркадия Георгиевича… Последнее время все чаще и чаще ему случалось в них попасть в объятья родственников и вернуться на несколько часов в лоно знакомых деревенских пейзажей, зовущих в сновидениях вернуться на свое законное место – к сохе. Нет уж, выкусите. Утром, с усмешкой стряхивая глупый сон, профессор обычно с облегчением вздыхал, оглядывал свою московскую квартиру и постепенно отрывался от прошлого, забываясь снова в трудовых буднях, в работе на благо науки – неотъемлемой части планов партии и правительства, руководимых великим ученым Сталиным.
Да, кто-то обожал Сталина, кто-то дрожал перед ним. Но любовь и страх сами по себе – одноногие звери, а чувства многих живущих тогда были прочны и надежны, ибо стояли на двух опорах – страхе и любви, любви и страхе. Таким – любящим и немеющим от страха пред именем Его – был и наш профессор Пеньков Аркадий Георгиевич, работающий под руководством партии и Сталина специалист высокого класса одного из медицинских научно-практических институтов столицы, где проводились различные эксперименты, связанные с нервной системой и, в частности, с мозгом, а также производились сложные внутричерепные операции.
Сегодня как раз ночное путешествие в прошлое, скорее всего, не состоится. Хорошо бы хоть к утру добраться до теплой постели. Причиной этому было, можно сказать, решение партии, поскольку оперировали солидного партийного чиновника, так что присутствие на операции такого авторитета, как Пеньков, было необходимо. Оперировал сравнительно молодой, но уже достаточно опытный хирург Алмазов Александр Анатольевич. Сам Пеньков до инструментов не дотрагивался, ибо дело не было таким уж сверхответственным и сложным. Но далеко отходить от стола не давала осторожность и боязнь каких бы то ни было непредвиденных осложнений и последствий. Иногда он давал советы, иногда скучал или беседовал с Алмазовым – так, о работе, науке,