Гостям потребовалось ещё какое-то время, чтобы заполнить зал и рассесться. Затем за последним вошедшим человеком один из охранников закрыл дверь, и электрический свет погас, оставив собравшихся в торжественном полумраке. На импровизированную сцену вышел человек в длинном чёрном плаще с капюшоном, наполовину закрывавшим лицо. Марина разглядела золочёную маску в виде мужского бородатого лица с изображением молнии на лбу и поблёскивающий серп в руке. За мужчиной на сцену прошествовали шестеро в серых шерстяных плащах и серебряных масках. Их выход сопровождался тревожными и торжественными нотами небольшого оркестра, игравшего в затемнённой нише позади сцены.
Зал наполнился ароматом горьких трав, и Марина почувствовала, как заслезились глаза. Оглядевшись, она заметила, что зрители спокойно сидели на своих местах, не подавая никаких признаков беспокойства.
Мужчина в чёрном плаще начал что-то декламировать, и Марине показалось, что он говорит на латыни, потому что его монолог завершился не раз слышанной ею фразой: «Carpe diem6». Стоящие полукругом шестеро кивнули и отошли в сторону, давая обнажённому парню пройти на сцену. Марина ошарашенно смотрела на его тело, покрытое густой чёрной краской и опутанное шерстяной нитью. На его ногах виднелись цепи, отчего его замедленный шаг казался поступью мученика, идущего на казнь. Его глаза были завязаны шёлковой лентой и, когда он оказался на сцене, то шестеро в серых плащах тут же подхватили его под руки.
Тем временем ведущий продолжил что-то говорить на латыни, и его голос крепнул с каждым произнесённым словом. Марина уловила в его речи бархатистые низкие ноты, от которых словно вибрировал воздух. Она не понимала, о чём говорит мужчина в золочёной маске, но явственно чувствовала, что тот вкладывал в свои слова определённый смысл, хорошо известный собравшимся. Часто упоминал «Saturnia voluntas7» и при этой фразе окружавшие его участники представления склоняли головы.
Парень стоял рядом с ним, и Марина готова была поклясться, что он явно находился под влиянием веществ: вся его поза выражала странную расслабленность, и, казалось, он едва заметно раскачивается