– Пожалуйста, больше не используйте подобные оценочные выражения. У всех вас есть имена.
На сей раз помешала начать урок скрипнувшая дверь. Я замер с открытым ртом и куском мела в руке, потому что увидел ту самую девчонку с косами, которая дала мне очки.
– О, Кирюшина заявилась, – не удержался комментатор в рыжей кепке с нарисованной коноплёй на козырьке.
– Извините, – опоздавшая отвела глаза. – Кое-кто нуждался в моей помощи.
Сказала так по-будничному просто, что я не нашёл нужных слов и только кивнул.
– Опять, – закатила глаза ученица небольшого роста с острым носом, похожая на гнома. – Прям девочка-batman.
– Вообще-то man – это мужчина, поэтому девочка не может быть бэтменом, – тоном зануды проговорила блондинка, которая сидела на первой парте прямо передо мной.
«Да уж, ну и детки», – подумал я и тяжело вздохнул.
«Интересно, и долго он у нас продержится?» – застыло на любопытных лицах.
– Перейдём к литературе, – назидательным тоном начал я. – Это совершенно необыкновенная область. А почему? Всё потому, что это, с одной стороны, наука, а с другой, искусство… Ты что-то хочешь спросить?
– Фигня, – незамедлительно высказалась рыжая кепка. – Вы нам лучше стихи почитайте.
Не знаю, но меня это почему-то тронуло. Мог же он сказать, в самом деле: «Дайте позаниматься своими делами». Или даже: «Валите вы со своей литературой, которая сейчас никому не нужна…». А он, этот нагловатый верзила с коноплёй на кепке, попросил почитать стихи.
Я растерялся, прочёл первое, что пришло на ум, по памяти.
Я пропал, как зверь в загоне.
Где-то люди, воля, свет.
А за мною шум погони,
Мне наружу ходу нет…
Начал неуверенно, тихо, невзрачно; разошёлся к строчкам: Что же сделал я за пакость,
Я убийца и злодей?1
И тогда же наткнулся на слишком выразительный и понимающий взгляд девочки, которая дала мне очки. Кирюшина у неё фамилия, кажется. Надо глянуть в журнале, как зовут.
– Это стихотворение называется «Нобелевская премия». Борис Пастернак написал его, когда отказался от заслуженной награды. Впрочем, его вынудили отказаться.
– А почему? – спросил чей-то охрипший голос. Я не сразу понял, что это был мальчик, которого называли тормозом и дебилом.
– Потому что писал правду о правде. Знаете ли, не каждому она понравится, вот и советскому правительству – не особенно. Решили исключить поэта из Союза писателей…
– Но почему? – настаивал тот же низкий голос и какой-то особенный, умоляющий взгляд.
Оцепенение спало, и все снова захохотали, кидая упрёки и оскорбления, потому что Тормозок в очередной раз ничего не понял. А я, не отрываясь, смотрел ему в глаза и думал, что он понял намного больше остальных…
Когда прозвенел звонок, я почувствовал