Помню одного юношу, который проходил собеседование вместе со мной. Я, отвергнутый, уже собирался покинуть аудиторию, а он отвечал единственному оставшемуся преподавателю. Как и я, очевидно, был безнадежен. Долговязый, румяный, весьма прыщеватый. Девственная растительность, которой еще не касалась бритва, распределялась у него странным образом. Не как у всех людей на щеках и подбородке, а главным образом на кадыке, эдакими противными завитками. Едва пробившиеся, несколько шерстинок под носом, – усики. Мне показалось, что я его уже где-то прежде встречал. Немного замешкавшись, собирая листочки со своими беспомощными каракулями, я стал свидетелем отвратительной сцены. Этот юноша, даже не постеснявшись меня, вдруг опустился перед своим грозным экзаменатором на колени и тихо заплакал. Тоже мне – юный философ. Я поспешно вышел и, слава богу, не видел продолжения.
Узнав, что меня отсеяли, мама повернулась к стене и, наверное, с этого момента начала умирать.
Это было год назад. Какая пропасть времени!
Да, я кое-что прочел за этот год, перерыл не одну библиотеку, кое-чему научился. Но можно ли было назвать это достаточной подготовкой к новому поступлению в университет?
Во-первых, я добросовестно занялся выяснением того, что на сегодняшний день науке реально известно о человеческой сущности. Похоже, известно было крайне мало. Если вообще ничего. Во-вторых, я не собирался зубрить того, что высосано из пальца и не имело отношения к истине и не помогало ее постижению. Так называемые «идеи» оказывались лишь заковыристыми формулировками, а «факты» – подлогом. По большей части люди просто сочиняли разные небылицы, а затем сами же искали им объяснения. Пытались – да так, бедные, и не смогли.
С большим удовольствием, еще в старших классах, я начал почитывать также и художественную литературу, романы. Весь джентльменский набор. На поверку литература состояла из несколько сотен книг, включая классику. Одно цеплялось за другое. Если имеешь привычку к чтению, то потребуется каких-нибудь несколько месяцев. Для себя я мог бы составить еще более короткий список действительно стоящих книг. Сорок-пятьдесят авторов – вот и вся сокровищница.
Особенно меня интересовали сведения об интимных отношениях. Судя по книгам можно было сделать вполне однозначный вывод. Пусть грубо, примитивно, но он напрашивался сам собой: все великие учителя жизни видели смысл в одном – в женщинах. Причем до сих пор в этом вопросе