– Нет, хорошие.
– Не ори, я сказал. Это чужие конфеты.
– Нет, ничьи. Просто на камне лежат. Я их нашел!
– Не для тебя их положили.
– А для кого? Там никого не было!
– Замолчи!
С отцом трудно было спорить. Конфеты в синих фантиках…
Мы прошли мимо людей, столпившихся кружком, в центре которого что-то происходило. Кто-то ныл или плакал, как будто хотел кого-то разжалобить или выклянчить что-то, – плакал так, что мне сразу захотелось передразнить.
Я бы так и сделал, но меня отвлекло другое.
– Дедушка! А вот дедушка! – воскликнул я и стал дергать отца за руку.
Дед Алексей Дмитриевич, не слишком, правда, похожий на себя, так как был гораздо моложе, чем на самом деле, напыжившись, глядел на нас с фотографии в черной рамке, помещенной между цветами на куче земли.
– Эх ты, «Калуга»! – усмехнулся отец. – Ну что – понял теперь?
– А зачем он здесь свою фотографию оставил? – спросил я. – На память?
– Какую ерунду ты всё время мелешь!.. Слушай меня внимательно. Я тебе сейчас всё объясню.
Отец достал сигарету и чиркнул спичкой. Мне нравилось смотреть, как, задрав подбородок, он глубоко затягивается и как огонек на кончике его сигареты красиво и ярко вспыхивает. Мне хотелось научиться также.
Отец объяснял:
– Значит, так. Человек умирает, его кладут в гроб, относят сюда на кладбище, закапывают в землю… И всё. Понял?
– Понял. А дедушка?
– Я же тебе говорю – всех, кто умер, хоронят. И Алексея Дмитриевича, – отец поморщился, – тоже, это самое, закопали вчера.
– А откуда он вылез? Там есть другой ход? Туннель?
– Какой еще туннель?! Он, понимаешь, мертвый совсем… Ну… Помнишь, ты дохлую кошку видел?
– Да.
– Вот и он точно так же там лежит теперь, под землей, пока червяки совсем не съедят… Ну?
Отец потихоньку выходил из себя.
– Л потом? – спросил я.
– Уф-ф!.. – Отец бросил сигарету, вмял ее каблуком в землю и, заговариваясь от раздражения, напустился на меня: – Что потом, что потом!.. Через месяц в школу уже пойдешь, а ничего не соображаешь, что тебе говорят! Двадцатый раз повторяю, ниоткуда и никогда он больше не вылезет. Тут, тут лежит, мертвый значит мертвый. В земле. Червяки. Приползают. Съедают. И всё… Ничего не остается, даже костей. И не вылезет. Никогда.
– Че вы, мужчина, так шумите? – раздался рядом знакомый голос, – Вполне грамотно и даже доступно объясняете. Вполне аргументировано. Только не надо горячиться. Ваша собственная уверенность в сказанном подкреплена жизненным опытом. Мальчик же Генза такого опыта пока не имеет. Предоставьте ему заняться натурными наблюдениями, и он в конце концов сделает правильные выводы. Это будет вполне культурно и педагогично… А в данный момент… – тут человек-мыло или бывший купальщик (а это был именно он) мечтательно усмехнулся. – Даже с эстетической точки зрения полезнее просто – постоять, прислушаться