Что они говорили, из-за чего ссорились, он тогда не понимал. Лишь через много лет, уже после получения своей первой профессиональной квалификации, он решился расспросить об этом своём воспоминании отца. Тот удивлённо спросил: «Ты это помнишь?», – но ему показалось, что отец сам давно ждал этого вопроса. Ему давно хотелось выговориться, облегчить душу. И сделать это он мог только с ним. Потом они ещё несколько раз обращались к этому разговору. Последний раз перед его первой поездкой сюда. И теперь на «видеоряд» детских воспоминаний естественно, органично ложился реконструированный его мозгом «звукоряд».
– Думал, не выдержу это ритуальное священнодействие – раздражённо говорит папа, садясь рядом с дедом. – Почти шесть часов околонаучного щаманства… только желание высказать всё, что я думаю по этому поводу, заставило меня всё это вытерпеть. Так они ж поставили моё выступление последним! И зря. Во мне только больше накопилось всего, что захотелось им сказать. … это, даже не курсовая работа, так, рефератик, в котором понадёргано всякого, не складывающееся ни в какую целостную картину. Но и это не главное – там просто элементарные ошибки в формулах… я уже не говорю о том, что сама проблема притянута за уши и не представляет ни практического, ни теоретического интереса… всё это я им, естественно, высказал с «высоко трибуны». И знаешь, какая реакция? – Гробовая тишина! Как будто я выругался матом на похоронах или испортил воздух на приёме у английской королевы… А потом Лёха отводит меня в уголок и говорит: «Ну зачем ты так? Ты понимаешь, что теперь ты и на факультет-то прийти не сможешь: тебе никто руки не подаст. Ты же просто оскорбил уважаемых людей, авторитетных учёных. Научный руководитель, между прочим, дважды лауреат, а главный рецензент – членкор…» Я ему говорю: «А они хотя бы прочитали эту работу? Или просто посчитали ссылки на свои „эпохальные труды“, одна половина которых написана 5—10 лет назад и давно устарела, а вторую половину и сами толком не знают, потому, что они написаны „в соавторстве“. Да и на факультет мне уже приходить не к кому. Данил, последний, с кем интересно было общаться, сбежал от вас ещё прошлой осенью. Есть ещё у вас пара толковых аспирантов и с десяток не глупых студентов. Но и они от вас рано или поздно сбегут…» И знаешь, что он мне ответил? – «Ты просто завидуешь». У меня аж дыхание перехватило. «Чему?» – спрашиваю. «Тебе – говорит, – уже за тридцать, а никаких званий, премий…» «Ты хоть высунь нос из вашего околонаучно-номенклатурного заповедника – говорю я