– Македонского, вот какого!
Ах, да!.. Да, конечно!.. Шурика… Разве?
– Да нет, не забыли, – заверил Алька, – мы его немного припрятали.
– А на «п» – Паганини, – сказал Бред, – вы Паганини забыли, друзья. И Башмета тоже.
– Рррррррррррррррррррррррррррр… – прорычал Стас.
– Теперь – «Т».
– Опять же – Таис… Тамара, Татьяна, Тоня, Тася, Тобосская Дульсинея, Таира, Тамила, Таисия, Тала, Тереза…
Это была пулемётная очередь!
Вдруг как капля в молчащий колокол: «Тинннн…».
– Тина…
Все звуки вдруг умерли, стихли…
– Тина, – ещё раз произнёс Жора, и все повернулись к нему, – Тинико!
– Тинико?
«Тинннн…» – бабахнула новая капля.
– Вот видите, – сказал Жора, – капля камень долбит! А Тина – наша главная капля! Не так ли? – Жора наклонился и заглянул мне в глаза. – Рест скажи…
Сказать было нечего. И без слов было ясно, что от Тины нам не отвертеться.
Я, убитый, молчал.
Эти капли не только камень долбили, но и мою бедную голову: «Тиннн…»!
– Может быть, все-таки Клеопатра? – настаивал Дик. – «Клеопатра» – значит «славная по отцу». Почему мы не можем позволить себе славить род фараонов по женщине? И какой женщине!
– Дик, отстрянь, – вяло произнёс Стас.
Дик встал с табурета, и требуя тишины, обвел всех нас прищуренным взглядом, и вдруг, поднявшись на цыпочки на чистом русском и на одном дыхании произнес:
– «Чертог сиял…».
Он задрал голову, закатил глаза, размашисто взмахнул правой рукой, словно давая волю своим словам, и сделав два коротких, но очень эмоциональных шажка, продолжал:
…гремели хором
Певцы при звуке флейт и лир.
Царица голосом и взором
Свой пышный оживляла пир;
Сердца неслись к ее престолу,
Но вдруг над чашей золотой
Она задумалась и долу
Поникла дивной головой….
Мы, конечно же, были поражены не только тем, что «сердца неслись к ее престолу» или «Клянусь… О, матерь наслаждений, тебе неслыханно служу…», но и чистым русским Пушкина, и теперь ни у кого не оставалось сомнений, что Клеопатра попадет в список наших первенцев. Из семи Клеопатр, известных истории, мы выбрали самую-самую – Клеопатру VII Филопатру, ту самую, которая по словам Аврелия Виктора словами Пушкина произнесет свое: «Скажите: кто меж вами купит ценою жизни ночь мою?». Ту, кто стал украшением этой династии фараонов. Разве она так уж и славна добродетелями или небывалыми успехами? Или ее прославил вопиющий грех?
– Зачем тебе это? – вдруг громко спросил Стас, указав пальцем на ухо Вита.
– Что-что? – спросил Вит, выдернув наушники.
– Что там?
– Моцарт, Мо-оцарт, – сказал Вит, – сколько же можно слу-ушать вашу бббб-е-е-либерду!
Безусловно, нам стоило огромного труда из этого битком набитого знаменитостями мешка истории