Когда мы закончили, он, к моему удивлению, достал экземпляр моей книги «Земля Жар-птицы» и попросил, чтобы я надписала ее Андропову. Я смутилась. У меня не было ни малейшего намерения писать «Юрию Владимировичу с наилучшими пожеланиями». Подумав немного, я надписала книгу так: «Юрию Владимировичу с надеждой на будущее великой Русской земли». И никакого Советского Союза. И я ушла.
Был декабрь 1982 года. Тай совершил то, чего не могли сделать сенаторы и Государственный департамент. Он связал меня с правильным человеком. Почему он это сделал? Меня всегда это занимало. Быть может, потому, что он следовал максиме Одома и тоже считал, что ремесло военных состоит в том, чтобы не допускать войны? Каковы бы ни были причины, на этот раз результаты должны были быть.
В самом начале 1983 года я проводила время в писательских трудах в Нью-Йорке на квартире у друзей в Hotel des Artistees на Шестьдесят седьмой улице. Я работала над романом, который никак не подвигался. Я все еще была зациклена на одном – хотела вернуться в Ленинград и сделать книгу об истории дворца в Павловске, написать что-то честное о Советском Союзе, такое, что Запад смог бы понять и принять: замечательную историю об истовой преданности русских делу восстановления сокровищ прошлого, разрушенных во время Второй мировой войны, историю, которую Запад совершенно игнорировал. Эта тема была очень далека от всех забот, одолевавших Вашингтон, от холодной войны и ухудшения американо-советских отношений. Темой не заинтересовался ни один издатель. Что там думают русские, имеет ли для них потенциальную важность их дореволюционная история и культура – все это считалось неактуальным. Моя книга была прямым вызовом этим соображениям. Все говорили только о диссидентах. Кого интересует замечательная реставрация дворцов русских царей? Я все еще пыталась получить для себя визу, но эти попытки казались еще более тщетными, чем прежние. Из-за разрыва соглашения о культурном обмене не осталась никаких академических связей. Так обстояли дела, когда совершенно неожиданно для себя я получила новости, приведшие в движение целую цепь событий, которые в конечном счете втянули меня в самый эпицентр отношений между сверхдержавами.
Однажды холодным зимним вечером в начале февраля в моем доме в Ирвингтоне раздался телефонный звонок. Я сняла трубку и на другом конце провода услышала мягкий акцент Валентина Михайловича Бережкова. Со времени нашего обеда в декабре в Вашингтоне мы не общались. Безо всякой преамбулы он просто сказал мне: «Я разговаривал с Москвой. Все в порядке. Вы можете отправляться, когда захотите. Можете строить конкретные планы». И все. И это после одиннадцати лет ссылки и всей моей бесплодной