Братья. Селим Ялкут

видишь другого человека и удивляешься самому себе. Кто он, этот незнакомец? О чем он думал, чем жил. И можно ли то, что прежде, назвать жизнью?

      Я вошел во двор и застыл. Дом стоял мертвый, храня следы недавнего пожара. Он был еще теплым, как тело только что погибшего человека. От гари было трудно дышать, я закашлялся, и это были единственные звуки. Стояла тяжелая тишина. Поджигали наспех, и внутри дом не пострадал. Огонь не добрался сюда, тем более страшен был разгром. В комнате Карины все было перевернуто, растоптано, осколки стекла хрустели под ногами. Налетчики не церемонились. Я обошел дом. Я открыл кладовку, окно, выходившее во двор, было здесь почти на уровне земли. Оно было заткнуто комом. Я подошел ближе, то, что было похоже на мешок, оказалось человеческим телом. У меня перехватило дыхание. Старуха пыталась бежать, но сделала это недостаточно быстро. Ее раздавили ударом ноги, как давят мышь. Я отшатнулся и вспомнил про сарай. Я нашел его и нашел лаз, он был прикрыт небрежно. Крышка легко подалась. Я захватил с собой свечу, но так волновался, что долго не мог выбить огонь. Потом я обошел подземелье. Сухой запах пыли сопровождал меня. Я не обнаружил никого, люди исчезли. Их не было. Только тут до меня дошла тяжесть потери. Я выбрался наружу. Мысли путались. Артенак – единственный человек, который мог дать совет, был далеко. Как я проклинал себя за то, что оставил их без защиты. Мир распался, рассыпался на куски, разбился, как зеркало в сгоревшем доме. И я стал одним из этих осколков. В висках стучало. Как будто демоны слетелись к несчастной голове, а я не в силах поднять руку, чтобы отогнать их прочь. Потом я понял, что сижу так давно. Быстро темнело. Я еще раз обошел дом, искал следы, знак, оставленный для меня, хоть что-нибудь. Отчаяние захлестнуло меня, как захлестывает море тонущий корабль. Сердце мое разрывалось. И тут ударил колокол. Ударил коротко, звук тут же оборвался. Хоть, может быть, он звонил долго, но я расслышал его только сейчас. И этот последний удар был предназначен мне. Я выбежал на улицу и направился в сторону армянской церкви. Ее острый, похожий на шлем, верх был еле заметен в густых сумерках. В церковном дворе я осмотрелся. В углу стоял большой каменный крест с затейливыми незнакомыми буквами. Церковь была открыта, я вошел. Горело несколько свечей. Было пусто, хоть в глубине со стороны алтаря слышались шаги. Я свернул в боковой придел. Под стеной смутно белели очертания тел. Сюда сносили умерших. В городе не было дерева и христиан часто хоронили без гробов, зашитыми в саван, как мусульмане хоронят своих. Я подошел, их было четверо – длинных вытянувшихся под белыми накидками тел. Отчаяние вело меня, в нем не осталось даже проблеска надежды. Я искал подтверждения тому, что знал заранее. Я приподнял покрывало. Под ним оказалась женщина преклонного возраста с распухшим лицом, в глубине приоткрытого рта виден был язык. Я вернул покрывало на место и взялся за следующее. Молодой мужчина, с крестом, запутавшимся в клочьях черных волос на голой груди. Третьим был купец. Он лежал спокойно, будто спал. На нем была белая