Последняя утопия. Права человека в истории. Сэмюэл Мойн

событий, опираясь на принципиально иной набор причин, которые предопределяли бы нынешние смыслы прав человека и их основополагающее место? Ответ на этот вопрос довольно прост. Конечно, попытка переосмыслить Вторую мировую войну и ее последствия, желая обнаружить в этих событиях важнейшие предпосылки прав человека в нынешней их трактовке, выглядит заманчиво – но, к сожалению, она ни к чему не приведет. Права человека предстали всего лишь заменителем того чаяния, которое в те времена вдохновляло миллионы обитателей нашей планеты: а именно коллективного права на самоопределение. Ибо подданные колониальных империй не слишком заблуждались, видя в этой идее своего рода утешительный приз. Применительно же к англосаксонским и европейским государствам, а также к странам второго эшелона, где дискурс прав человека добился хотя бы минимальной публичности, истоки прав человека приходится разыскивать в том контексте, который определялся не их грандиозным провозглашением, а их вопиющей маргинальностью.

      Формирование Организации Объединенных Наций должно быть в фокусе этой истории, поскольку до 1970‐х годов «права человека» оставались исключительно внутренним проектом этой структуры – наряду с ее региональными инициативами, – и не имели самостоятельного значения. Однако основание ООН, той самой новой организации, которая несет ответственность за изначально периферийное положение, отведенное правам человека, на самом деле имело вовсе не тот смысл, каким его пытаются наделить современные летописцы. Из сделанных союзниками в 1944 году удивительных набросков, посвященных новой международной организации послевоенной эры и известных под именем «документов Думбартон-Окс», уже было ясно, что риторика военного времени, включавшая в себя новую концепцию прав человека, маскировала совершенно другие цели. Причем попытки отдельных лиц и групп что-то изменить, достигшие кульминации на эпохальной конференции в Сан-Франциско в середине 1945 года, показательным образом провалились – несмотря на символическую уступку в виде повторного упоминания о правах человека в подготовленном тогда проекте Устава ООН. Учитывая реализм тех решений, которые принимались великими державами в годину сражений, послевоенная история прав человека с первых же своих дней в равной степени является и реанимацией этого важнейшего словосочетания, и его катастрофической неудачей; более того, невозможно возвеличивать первое, просто закрывая глаза на второе78.

      Если мы сегодня и помним о наличии в те времена другой точки зрения, то исключительно благодаря двум вполне объяснимым, но неработоспособным стратегиям. Первая предполагает преувеличение – нередко весьма значительное – последствий той кампании, которая была развернута против договоренностей, достигнутых в Думбартон-Оксе, их противниками. Вторая строится на стремлении изобразить путь ко Всеобщей декларации прав человека как такую дорогу, по которой люди все еще продолжают идти,