Никто не знал, откуда они взялись – стремительно врывался их звук в открытые окна, отовсюду слышны их песни, и вот уже девочки пишут в тетрадях и на стенах незатейливую аббревиатуру.
Худое запястье, торчащее из рукава кожаной куртки, небрежная челка, блестящие гитары – вполне хватило, покорены не только сердца девочек. Их тридцатилетние мамочки, громко ругая днем дочек за нравы, ночами прижимаются к полупьяным мужьям, крепко зажмурив веки, представив стройного Кори и напевая тихо-тихо его «Одинокую любовь» или «Рассвет на двоих»
А сам Кори Уолтерс сидел сейчас в дешевой комнатке без кондиционера, любезно предоставленной студией, и методично рвал листы контракта.
– Название – дерьмо. Песни – дешевка. Я выхожу из игры. – Каждое слово он подкреплял рывком листа.
Вокруг Кори суетился маленький лысоватый человечек в полосатом костюме.
– Кори, послушай, Кори, милый… Ты не можешь, ну никак не можешь сделать этого! Есть обязательства, выплаты, в конце концов… – Он умолк, наткнувшись на жесткий взгляд своего протеже.
– Не учи меня, что мне делать, Руд. – Красивое лицо Кори исказила усмешка. – Ты не хуже меня знаешь, что рейтинги упали на 12 процентов – и это только за прошлую неделю. В ТВ-чатах мы на шестом месте – из двадцати! – а еще болван Бабблз сорвал пару весьма значимых частных выступлений. Я имею три сотни в неделю – а ведь речь шла о тысячах. Нам крышка, Руд. Уйти достойно, может, пощипать парочку благотворителей известием о неизлечимой болезни Бабблза – не такая уж и ложь, на мой взгляд, уж больно часто старина Бабблз в последнее время стал налегать на некий белый порошок.
– Но, милый, есть же обязательства перед студией, не будь ребенком, свою копию контракта они держат в сейфе.
– Обязательства? – Кори расхохотался, его белые острые зубы влажно блеснули. – Никто не может обязать меня вкалывать как ниггер, жить как свинья, за жалкие гроши. Это Америка, Руд. Страна невиданных возможностей, ясно? А теперь проваливай, старичок, мне тут нужно кое с кем встретиться.
Хлопнув дверцей «даймлера» намного громче, чем следовало бы. Рудольф Бернштейн откинулся на спинку сиденья и устало прикрыл глаза. Водитель неторопливо тронулся с места.
– Домой, – махнул Руди рукой, поймав в зеркале его вопросительный взгляд.
Рудольф рассеянно вглядывался в улицы, словно размытые тонировкой стекла, хорошо знакомые ему линии Нью-Йорка, ставшие родными – уже тринадцать лет, как летит время, и, наверное, стоит навестить своего старика, а, может, и совсем забрать его, ведь старому еврею совсем не место в Аризоне…
Рудольф вспоминал, как пять лет назад он, малоизвестный пресс-секретарь одной капризной певички, наткнулся в одном из баров на Кори. Тот лишь взглянул на Рудольфа пасмурно-серыми глазами из-под гладкой челки – и сразу стало ясно, что Руди пропал, пропал навсегда, что он теперь будет следовать повсюду за этим высоким парнем, если понадобится, таскать в зубах чехол от его старой гитары – лишь бы видеть снова и снова этот сумрачный взгляд.
Руди бросил певичку (при воспоминании об этом он поморщился и непроизвольно потер неровный шрам на затылке – сучка зарядила ему телефонным аппаратом прямо по лысине), забрал Кори из бара в свою квартиру на северо-западе города и потратил две недели и восемь сотен на виски, чтобы хоть немного расположить к себе парня. Настолько, чтобы тот раскрыл перед ним некоторые факты своей короткой биографии с криминальным душком, но не настолько, чтобы тот раскрыл свои пропахшие дешевым табаком объятия.
Вопреки ожиданиям, парень легко согласился собрать группу для ночных выступлений, непринужденно пояснив, что и сам планировал нечто подобное, но не было ни связей, ни возможностей для осуществления задуманного.
Руди с усмешкой припомнил, как Кори вселился в его просторную квартиру – с одним рюкзаком (пара маек, альбом с марками «Авто 30-х гг.», несколько шнуров для гитары и полфунта леденцов от кашля с кодеином). Даже штаны пришлось купить этому оборванцу! А теперь он решительно рвет то, что так и не успело наладиться между ними…
Кори наврал толстяку-агенту о важности встречи. Ему просто до чертиков надоели сальные взгляды этого педика, осторожные намеки и редкие поглаживания по плечу. Нет, Кори не имел ничего против дружеского секса с приятелями, на групповушках в Калифорнии, после пары самокруток с дурью – это не гомосексуализм, это ведь делают все, не так ли? А вот спать с лысым, визгливым Руди – явная гомосятина.
Кори потянулся к черному блестящему телефону, заказал в номер виски («Не самый дрянной в этой дыре, усек, братец?»), подумал – и добавил еще и проститутку к заказу.
Майк Бабблз был очень большим человеком. Казалось, толкни его легонько рукой – и легко попрыгает он по полу, как фитбол, все его объемное тело было упругим, а голос – трубным, гудящим, так гудит хорошо накачанный мяч, когда от души бьешь по нему ладонью.
Майк