Недоброе предчувствие накрепко засело в голове, когда с мелодичным звоном разомкнулись двери лифта.
Передо мной простирался вестибюль клиники.
Именно простирался. Огромное гулкое пространство, не имеющее ничего общего с приемным покоем государственных больниц. Мрамор, хром, кадушки с карликовыми деревьями, изысканные диваны и кресла, круглая стойка регистрации в центре. Подозреваю, что сюда приходят на своих двоих, потому что с каталкой санитары будут долго преодолевать эту пещеру.
Мои визитеры сидели у северной стены – на диванчике в форме буквы «П». Виктор Друцкий рассеянно листал глянцевый журнал. Кротов смахивал на тугую пружину, готовую в любой миг распрямиться, чтобы сеять разрушение и смерть. Увидев меня, оба поднялись.
Девушка за стойкой пожелала мне скорейшего выздоровления. Я ответил дежурной фразой благодарности.
Всё это уже не имеет смысла.
Моя жизнь необратимо меняется.
Откуда я знаю, спросите вы? Предчувствие, интуиция. Называйте как угодно. Незримый ветер перемен врывается в вестибюль через высоченные панорамные окна, гудит в ушах, намекает на дальние странствия и перечеркивает мечты о беззаботной аристократической жизни.
Сергей Друцкий – потенциальный корректировщик.
И до него добрались.
Мы выходим в ночь. Ну, пусть не в ночь, а в поздний вечер. Сквозь кроны сосен проступают фрагменты звездного неба. Три корпуса клиники ярко освещены. Квадратики окон, матово-белые шары фонарей, потрескивание древесных стволов, запах хвои – всё это успокаивает.
Вьющаяся среди сосен прогулочная дорожка выводит нас к парковке. Среди деревьев изредка мелькают люди в черных костюмах, с гарнитурами в ушах. Ладно, про гарнитуры я нафантазировал. В темноте не видно. Да и безликие силуэты превращаются в конкретных персонажей лишь в круге фонаря. Похоже, Кротов приволок сюда кучу охраны.
На парковке – три машины.
Все наши.
Два мощных приземистых кроссовера осточертевшего черного цвета с тонированными стеклами. И микроавтобус. Выглядит так, словно сюда приволокли подразделение спецназа.
– Заднее сиденье, – приказал Кротов. И отвернулся, чтобы вполголоса что-то сказать одному из охранников.
Дверца реагирует на мой отпечаток.
Тяну за ручку, когда вспыхивает зеленый индикатор, просвечивающий сквозь гладкое покрытие. Подозреваю, что бронированное и устойчивое к магии довольно высоких порядков.
Опускаюсь на кожаное сиденье.
И не могу сдержать вздох облегчения.
Друцкий предсказуемо садится рядом – разговор не закончен. Кротов загромождает собой кресло водителя.
– А теперь, – говорит Виктор Константинович, когда мы трогаемся с места, – выкладывай. И не вздумай мне врать. Это не в твоих интересах.