И вот какая досада: Избранная Небесами вдруг стала пленницей некогда завоеванных варваров…
Кымлан злилась, до боли стискивала зубы и комкала истертое покрывало, которое ей выделил Мунно в качестве одеяла. У нее было только два пути: либо умереть, либо сбежать. Оставаться в плену было невыносимо. Однако где-то в глубине души она была благодарна сыну вождя за то, что он оставил ее у себя и, в общем-то, относился к ней с уважением. Конечно, он скорее просто жалел женщину, попавшую в беду, но для Кымлан в ее положении этого было достаточно. Да и еда, которую два раза в день приносил Даон, была куда лучше той отвратительной похлебки, которую она ела в клетке с Чаболем. Но сердце ее рвалось от неизвестности, и она не прекращала придумывать план побега.
Две попытки выбраться из этого удушающего погреба не увенчались успехом. Мунно не обманул, сказав, что ее круглосуточно охраняют. Когда Даон заметил ее, тихо крадущуюся вверх по ступеням, то рассвирепел и молча толкнул обратно, отчего Кымлан кубарем скатилась прямо под ноги проснувшемуся Мунно. Он, по обыкновению, ухмыльнулся и, налив воды в глиняную чашу, жадно выпил залпом.
– Ты пытаешься сохранить дань или свою жизнь? – спросил он, ленивым движением руки запахивая на груди легкий ночной халат. Он совершенно не выглядел сонным, будто и вовсе не ложился спать. Черные, дикие глаза безотрывно смотрели на Кымлан, словно пытались пробраться к ней в душу и узнать, что там.
– Я не собираюсь отвечать, – отрезала она и отвернулась, сердито сопя.
Кымлан не знала, как себя вести. С одной стороны, Мунно купился на уловку Чаболя и теперь считал ее Избранной. Это давало какую-то надежду на то, что ее, по крайней мере, не будут насиловать и пытать, снижая тем самым ценность. А с другой, она понимала, что обман раскроется сразу, как прибудет гонец из Куннэ, и Мунно узнает, что в Когурё она никто. Просто дочь начальника дворцовой стражи, которая решила поиграть в войну.
Сколько Кымлан себя помнила, это всегда было ее болью: отец, потрясенный трагичной смертью жены, видел смысл своего существования в дочери, которую почти вознес на пьедестал. Он один искренне верил в Пророчество и считал Кымлан особенной. Воспитанная военным, убежденным в ее великом будущем, с детства подвергаемая насмешкам из-за своей несостоявшейся миссии, Кымлан изо всех сил пыталась доказать, что предсказание придворной жрицы правдиво. Что глупые старики-министры ошибаются, и она действительно рождена для великой цели. Уже в семь лет она вполне сносно владела основными приемами боя на мечах, а в шестнадцать умолила принца взять ее с собой в поход за данью к мохэ. Наун – всю более или менее сознательную жизнь влюбленный в Кымлан – сначала наотрез отказался, но в конце концов она убедила его, сказав, что