Мой кончаясь словарный запас.
Быть поэтом не божья затея
И не чёрта фамильный указ.
Это даже не связь поколений,
А дремавший до этого дар
И эпитеты бывших творений,
Да души плодотворный нектар.
Если кто-то, такого не слышал,
Я озвучить всё это хочу.
Но пою и играю всё тише,
Муза спит, задуваю свечу.
Мысли
Перетекая взором вечным,
Любовью может быть слегка,
Или деталью скоротечной,
Щемит заблудшая тоска.
Лишь память дивные узоры,
Наивно выставляет в явь
И раздвигая жизни шторы,
Былое если хочешь правь.
Вот только стыд переполняет,
Невольно зеркало души
И мысли словно негодяи,
Беспечно ползают в тиши.
Не всё так просто в мире этом
Не всё так просто в мире этом.
Ответов много на вопрос.
Тепло приходит только летом,
Зима холодный альбинос.
Не всё так просто, как трактуют.
Путь каждый вроде достижим.
Ну почему сумбур лютует,
Когда порядок правит им?
Не всё разложено по полкам.
Мы топчем много из того,
Что память делит на осколки,
А мысли шепчут лишь: «Дерьмо!»
Не всё так просто и в подполье,
Где тайны мрака режет свет.
Там не прописано раздолье,
Но может прятаться ответ!
Ненужный пример
Как девка мылом подчеркнула,
Предсексуальный статус свой?
Когда цветущее горнило,
Вдруг возвела на аналой.
А может кто-то ей позволил,
Всё это просто возложить.
Хотенье свет, а не неволя,
А вечным может быть лишь жид.
За взглядом на благие чресла,
Бог будоражит лишь мужчин.
Наверно женщина невеста,
Для преждевременных кончин.
Кончины – это лишь секунды,
Для благовременной возни.
Они по крайней мере чудны,
Не вызывают болтовни.
Всё только лично и буквально,
Кому лизать кому смотреть.
Переживания морально,
Переплавляют даже медь.
Пример практически ненужный,
В нём только секса бравый вид,
Всё остальное людям чуждо,
Чтоб не нажить конъюнктивит.
Ночь
Луна невольно освещала,
Цепочку мокрую следов,
Ведя во мрак пустого зала,
К стене где прятался альков.
Струился воздух к изголовью,
Теплом ложась на кружева
И пахло истиной любовью,
Которой вовсе не до сна.
Под стук часов неравномерный
И циферблата голый вид,
Сражалось время со вселенной,
Среди невидимых софит.
А мрак шуршал себе в потёмках,
Лежа