– Проводить?
– Да не, не люблю.
– Хорошо тебе. Я тоже когда-то не любил.
– А теперь? – разливал чай по чашкам Клим.
– Другая.
– Не нравится, что вы больны, мне нравится, когда здоровы, – сделал он ремикс на известную строку. – Хотя с твоим гаремом это нормально.
– Ты не понял, сплю с одной, а люблю другую.
– У меня нет такой силы воли. Спать без любви – последнее дело.
– Последнее дело – без любви просыпаться, – взял я из вазочки засохшее печенье, закусил и вспомнил дога в доме Катрин.
– Ты картины с собой берёшь? – спросил Клима.
– Со своими дровами в лес?
– Ну, если Париж считать лесом. Не боишься здесь оставлять свои шедевры?
– Мои шедевры всегда со мной, – прикоснулся он указательным пальцем к своему широкому лбу и протянул мне ключ. – Чем богаче воображение, тем сложнее его ограбить.
А
Вечером я зашёл к себе на почту. Было несколько спамов и одно письмо от Алисы, очень эмоциональное:
Привет, Алекс.
Мне трудно, я даже не знаю, с чего начать, но попробую… Запуталась в себе, потеряла цель, не знаю, для чего жить. Спасает музыка: капает где-то вода, это любимый альбом. Зарываюсь в себя, прежнюю, на великое никак не решиться, мелкое собралось в морщины. Не хватает чего-то светлого, тёплого, чьей-то поддержки. Хочется вылить слезу, а она застряла внутри одной большой каплей. Застыла. Плачет уже четвёртая песня альбома в фарфоровое ухо раковины. Туда как всегда и выскажусь: мне мало мира. Однако не хочется выходить из дома, за дверью ещё более тесно, там стоит он, тот, которого я так сильно любила. Боюсь жить и теряюсь в себе, путаюсь!
Я постоянно путаюсь… столько хочется сделать, но подавляют эмоции, сбивая меня с пути. Я стала злая и грубая, настоящая только в раковине. Там и прячусь, иначе сойду с ума. Я слушаю, как капает на фарфор вода, а меня слышать некому. Разве что только тебе.
Извини, если не вовремя.
Алиса.
Я не знал, что делать с чужой болью, которая требовала очередной дозы утешения. Хотелось как-то взбодрить, ответил коротко:
«Никогда не думай о себе плохо! Ты лишаешь пищи остальных. Позвоню тебе завтра».
Утром я позвонил:
– Привет, Алиса!
– Привет!
– Как прошли твои танцы?
– Всё отлично. Танцы и музыка – вот что спасает меня от тоски.
– Значит, всё не так уж плохо. А то у меня до сих пор мурашки от твоего вчерашнего письма.
– Извини, наболело.
– Чем занимаешься?
– Лакирую свою привлекательность.
– В красный?
– Откуда ты знаешь? – удивилась она в трубку.
– Хочешь, ещё расскажу!
– Жажду!
– Губы покрыла красным, чтобы закрасить места поцелуев. Навела тени, загладила кремом усталость воспоминаний.
– Кошмар, ты за мной следишь?
– Потом подвела глаза, чтобы те тебя никогда больше не подводили. Тушью стёрла с ресниц пыль разочарований. Расчёской поправила волосы, разглаживая фибры