Из книги «Дневник социопата»
Милый Людвиг
Это был славный мышонок, на него можно было смотреть часами. Он весь день суетился в своем вольере, то грызя что-нибудь, то снуя туда-обратно, из маленького домика в укрытие, заменяющее ему норку. Оттуда высыпалась стружка и летела мелкая соломка, а потом высовывалась усатая мордочка и бусинки-глазки настороженно осматривали его маленький мир, огороженный дощечками. Клетку для мышонка сделал школьный электрик, он же по совместительству столяр, и мышонка торжественно поселили в Уголке Природы – в угловом классе, где не было никаких занятий, так как он не подходил по размерам, а требования на этот счет были строгие. Это помещение раньше звали «Уголок для жалоб и плача», многие приходили сюда просто поговорить со стенами. Ну, не многие, а некоторые. Точнее – одна девочка, которая открыла его для себя именно в этом качестве: чтобы было где поплакать. Потом и случилось это: Эмиль, сын школьного мецената, богатого эмигранта из Турции и члена Совета Попечителей, принес его в кармане своей курточки и подбросил на стол учительницы математики, когда та отвернулась к доске, чтобы нарисовать на ней Пифагоровы штаны. В классе началось хихиканье, все ждали, что будет дальше. Учительница, взвизгнув, схватила энциклопедию и подняла тяжелый том над крошечным созданием.
– Щас она его прикончит! – плотоядно сказала Большая Берта, ерзая от возбуждения на стуле, готовым в очередной раз перевернуться от этого привычного для него движения. Остальные замерли.
Реплика отрезвила учительницу. Она увидела двадцать пять пар глаз, услышала дыхание двадцати пяти учеников, и вдруг, вместо того чтобы прихлопнуть мышонка, положила книгу на стол, а мышонка взяла в руки. Он обнюхал ее ладонь.
– Какой милый!
Он и вправду был милый, а главное необычный. Будь он серый, как полагается мышам, или даже рыжеватый, как полевки, но нет! Он был серо-белый, пестрый. И это вкупе с черными глазками, крошечными ушками, а главное – отважным характером не только спасло ему жизнь, но и обеспечило кров и корм. Директор разрешил оставить «этот необычный экземпляр и образец городской мутации» для наблюдения.
Да, он был очень мил, но вскоре многие потеряли к нему интерес. Да и особо некогда было навещать питомца, ведь нужно было пройти весь учебный корпус, чтобы добраться до Уголка. Только Лиззи Крузер продолжала навещать его, и она дала ему имя – Людвиг. И она приносила ему кусочки засохшего сыра и соломку, которую он быстро затаскивал в норку. Лиззи делала это потому, что у нее никогда не было своего питомца. И друзей в школе не было. Все девочки, кроме нее, плясали под дудку Большой Берты, а Берта не любила независимых. Лиззи была такой, и в списке жертв занимала почетное первое место. Ей клали на сиденье кнопки для плакатов, лили клей, рисовали на ее столе, даже сломали его один раз, и отцу пришлось оплатить ремонт.
А однажды… Это случилось спустя месяц после ее «усыновления» Людвига. В раздевалке спортивного зала Лиззи сунула руку в свою сумку со спортивной формой, и рука наткнулась на что-то мягкое. Она непроизвольно обхватила этот предмет, и медленно вытянула руку. Наступила тишина, все девочки смотрели на Лиззи, а та глядела на маленькое пестрое тельце с хвостиком, лежащее на ее ладони. Неподвижное тельце, уже закоченевшее, и холодное.
– Это перебор, – сказала Зое, посмотрев на Большую Берту. – Зачем так?
– Ах ты, толстая крыса! Кусок дерьма, обломок гена! – крикнула Лиззи, подлетев к своей мучительнице.
– Сама ты обломок! От своего больного папашки!
Берта, превосходящая всех в классе весом и ростом, не ожидала, что Лиззи вцепится в нее и крутанет так, что она врежется в скамью. Девочки мигом образовали круг и начали ритмично хлопать в ладоши, словно это был боксерский ринг.
– Давай, Лиззи, врежь ей как следует!– стали раздаваться голоса. Лиззи уворачивалась, пользуясь своей реакцией, но несколько раз ей прилетело, и неизвестно, чем бы закончился поединок, если бы стоящая на страже Полин не крикнула:
– Сюда идет тренер!
Кто-то метнулся к своим шкафчикам, кто-то ставил на место перевернутые скамьи. Лиззи и Берта стояли, тяжело дыша, друг против друга. Внезапно Берта протянула Лиззи руку и сказала:
– Мир, ты согласна?
Если бы это произошло раньше, до Людвига, и не было упоминания отца, Лиззи приняла бы предложение буллерши. Но то, что та сделала, было непоправимо. Поэтому Лиззи сказала, плюнув на пол:
– Еще раз достанешь, убью! И не смей трогать моего отца!
Берту и Лиззи опрашивал встревоженный инцидентом директор школы.
– Это она! – кричала Берта. – Украла мышонка, а он сдох. Задохнулся в ее вонючем ранце. Она украла его, все знают, что она его обожала. Бегала к нему на свидания. Мой Людвиг, ты мой единственный! Она чертова извращенка, господин директор!
– Это правда? – в голосе директора послышались металлические нотки.
– Правда, – ответила Лиззи, не в силах ничего больше добавить из-за спазма в горле.
– Твой