Хотя было бы что защищать с подобным остервенением – изначально никакой эстетики в нашем спальном райончике и не ночевало. Исключительно все вокруг было нелепым образом нагромождено и хаотично разбросано, засрано и поломано. Детский сад давно сросся с местной помойкой, или наоборот помойка поглотила детский сад. Уродливые ржавые гаражи тут и там, уродские серые дома, уродский универсам на углу, обставленный грязными машинами и ларьками, дикая, расписанная вдоль и поперек унылая школа, напоминающая собой тюрьму – вот она реальность. Ну и в придачу полное отсутствие полноценных деревьев, тротуаров, скамеек и урн, вечная грязь и вечные же лужи чуть не круглый год. Мне не хотелось бороться против строительства, потому что это было, в общем, уже заранее обреченным и бессмысленным актом. Уже нечего было защищать.
– Так вот, выйдете когда-нибудь из дома и не узнаете местность вокруг! Вашим же детям гулять во дворе негде будет! – не унималась дама в красной шапке, несмотря даже на то, что я никоим образом не сопротивлялся и не подвергал ее слова сомнению, уже поставил свою размашистую подпись и даже вернул ей ее шариковую ручку.
– Вот для кого я стараюсь? Для себя, что ли? Другой и вовсе не откроет дверь, да еще нахамит. Мне что, больше всех надо?! Что за люди!
Последние ее слова донеслись до меня уже из-за закрытой двери. Я снова потер глаза, пощупал свое лицо, выключил ужасный электрический свет и проскользнул в спасительный туалет.
Черт бы побрал этих активистов, будь они неладны со своей уплотниловкой на райончике!
Плоская голая местность с редкими зарослями, взлетной полосой аэропорта, одинокими строениями и узкой лентой шоссе, убегающего к игрушечному городу вдали…
Давешний вид почему-то не оставлял меня в покое несколько дней, повиснув в памяти эдаким экраном, преследуя меня и провоцируя отвлеченный дилетантский анализ. Этот экран прочно повис в голове, отодвинув на задний план все остальное, и здорово мешал. Впрочем, возможно, это была лишь неосознанная попытка хоть немного отложить неприятную, но давно обещанную халтуру, требующую от меня чрезмерного погружения. Нормальный такой психологический прием.
А что еще мне в этой картинке, в этом застывшем кадре, как и в этом городе заодно? Человек так или иначе заложник ареала своего обитания. Человек двигается в нем, оставаясь глобально неподвижным и даже намертво зафиксированным в этом ареале. Как вечно спящий человек с его сновидениями – эдакий герой нашего времени, вся его жизнь – один долгий сон, и невозможно проснуться.
В этом-то все и дело. Снимается ответственность, остаются только оковы – те самые невидимые нити соответствия, те самые связи. Как всегда, ситуация усугубляется неподвижным образом мышления, одним и тем же унылым видом из окна, зомбирующими новостями и каким-либо спущенным сверху в качестве стимуляции очередным